3. Свободное исследование
3. Свободное исследование
Более сложный компонент современного гуманистического стиля мышления связан с понятием не столь широко знакомым российскому читателю. Как мне представляется, само словосочетание «свободное исследование» возникло из слияния двух тенденций: дать уточненную трактовку термину «свободомыслие» и стремления совместить принципы научности, объективности и рациональности с такими качествами мышления и в целом личности, как скептицизм и творчество. Как стиль мышления, свободомыслие, исторически возникшее в рамках религиозного сознания, в своем развитии постепенно освобождалось не только от еретичности и недогматичности в своих размышлениях о божественных предметах, но и от всякого религиозного инакомыслия и самой веры в Бога. Значительная часть свободомыслящих в XX веке идентифицирует себя в качестве атеистов и светских гуманистов. Однако принцип свободы мышления в его буквальном смысле был удержан, обогащен в методологическом, нравственном и юридическом отношениях, закреплен в конституциях многих стран, в Уставе ООН, [118] Всеобщей декларации прав человека. Свобода мышления выросла из идей свободы совести, прав и свобод человека и гражданина и из понятий академических и интеллектуальных свобод. Однако вся эта новизна привела к рождению новых понятий. Одним их них стало словосочетание «свободное исследование». Кроме этого духа свободомыслия, непризнания каких-либо ограничений на свободу познания, мышления, убеждений, получения и распространения информации в понятие «свободное исследование» вошел не менее модернизированный дух скептицизма.
По мнению одного из ведущих теоретиков современного светского гуманизма П. Куртца, скептицизм в своей исторической эволюции прошел три стадии, породив соответственно три типа скептицизма: нигилистический, умеренный или смягченный (nitigated) и скептицизм как скептическое исследование (skeptical inquiry). Нигилизм подразделяется на два подвида. Это, во-первых, тотальный негативный скептицизм, заключающий в себе не только логическое противоречие (утверждая, что никакое знание невозможно, скептик уже высказывает утвердительное суждение), но и возможность цинизма и аморализма, поскольку он не предлагает никакого сколько-нибудь надежного руководства для морального поведения. Во-вторых — это нейтральный скептицизм (наиболее заметным его представителем является Пиррон), который, стремясь избежать догматизма, не делает никаких — ни утвердительных, ни отрицательных, заключений. Умеренные скептики (к которым, в частности принадлежит Д. Юм) отрицают нигилизм с его образом «черной дыры ничто», но вместе с тем, сомневаются в возможности получения абсолютно надежного знания, поскольку основанием и знания, и всех наших ценностей является опыт, эмпирической факты, сами по себе не содержащие никаких закономерностей. На этом же основании мы не можем вывести из того, что есть то, что должно быть и потому мораль не может быть ни нормативной, ни автономной, а лишь договорной, конвенциональной. В этом контексте специфической формой скептицизма является неверие. По отношению к религии неверующий предстает как атеист, а не как нейтральный агностик, поскольку придерживается такого вида скептицизма, который отвергает все претензии теистов, все их базовые утверждения относительно бытия Бога, провиденциалистской цели или судьбе человека и мира, бессмертного духа, божественного прощения и т.п. Другой вид неверующего — человек, подвергающий сомнению реальность паранормальных феноменов: телекинеза, ясновидения, экстрасенсорного и т.д., — на том основании, что для их признания нет достаточно очевидных доказательств и поскольку они противоречат нашим знаниям о законах [119] природы. Однако этот вид скептицизма может вырасти из узости мышления и абсолютизации сегодняшнего уровня наших познаний. Если скептик такого рода просто отрицает реальность паранормального, то он скорее неверующий догматик, боящийся того, что новые факты могут разрушить его представление об окружающем мире.
Третий вид скептицизма — скептическое исследование — отличается от всех остальных тем, что переносит акцент с сомнения «вообще» на сам процесс исследования, вопрошания, разыскания. По словам Куртца, «ключевое различие между ним и предшествующими формами скептицизма заключается в том, что он является позитивным и конструктивным. Он ведет к трансформации негативного критического анализа притязаний (clames) знания в позитивный вклад, в рост и развитие скептического исследования. В основном это форма методологического скептицизма, так как здесь скептицизм оборачивается существенной фазой процесса исследования. Но он не ведет и не должен вести к неверию, отчаянию или безнадежности. Этот скептицизм не тотален, но ограничен контекстом самого исследования. Поэтому мы можем назвать его селективным или контекстуальным скептицизмом» (Kurtz P. The New Skepticism. P. 28-29). Скептицизм как метод сомнения, который требует очевидных доказательств и рациональных предпосылок для наших гипотез, играет существенную роль в научном исследовании, философском диалоге и критическом мышлении. Он также жизненно важен и в повседневности, в которой здравый смысл требует от нас поступать в соответствии с наиболее подходящими в этой ситуации предположениями, осмотрительностью и возможно более ясным пониманием существа происходящего. Такого рода скептицизм стремится избежать западни и ловушек всех видов познания и высоко ценит важность принципов фаллибилизма. Фаллибилизм — термин, используемый американским философом, логиком и математиком Ч.Пирсом. Фаллибилизм (от английского fallible— ошибочный) выражает идею о том, что в любом нашем знании может иметься та или иная доля заблуждений, ошибочности. Согласно Пирсу, «все наше знание плавает в континууме недостоверности и неопределенности». Столь же важен для свободного исследования и принцип пробабилизма, т.е. вероятностности в оценке степени надежности и определенности нашего знания. Таким образом, скептическое исследование или «селективный», «контекстуальный» скептицизм образует один из компонентов свободы исследования, балансируя и удерживая в реалистических рамках наш познавательный, исследовательский и творческий оптимизм, уверенность в возможностях и способностях человека обладать научным, теоретическим знанием и практической мудростью. [120]
Для гуманиста скепсис, сомнение — это не состояние просто ума или чувства. Это общее состояние целостного человека, его естественная «стартовая позиция», один из краеугольных камней жизнестояния. Как говорит французский персоналист Э. Мунье: «Сомнения и вызов — между этими полюсами вершатся все великие начинания». Гуманистический скепсис не является признаком слабости и вырастает не на почве нерешительности. Он — дитя осмотрительности, заботы, осторожности, сдержанности, трезвости и «жадности», т.е. стремления ничего не потерять уже в первом утвердительном суждении, всегда что- то исключающем, молчаливо и неизбежно. Сомнения — это и не подведение под всего и вся огромного, тотального, все замораживающего и одновременно грозящего подавить знака вопроса, а допущение всего, что угодно, вплоть до невероятного. Это не столько сомнения в чем- либо или в ком-либо, а опасение в том, что всякое определенное что-то или кто-то хотя бы малейшим образом может запретить человеку сомневаться или высказывать какое-нибудь предположение. Цель сомнения — обрести и не упускать вероятность успеха в нашем выборе, вызове и творческом порыве. Сомнение — одна из наиболее существенных площадок нашего действия, если только мы находимся в состоянии самообладания, если мы еще у себя дома и его «крыша не поехала». Позитивный творческий потенциал гуманного сомнения мне хочется сравнить со стартовой тормозной системой современного реактивного лайнера, которая с целью достижения большего ускорения на взлете сдерживает мощь его уже разогретых и ревущих двигателей.
В рамках идеи свободного исследования получают свое объяснение многие качества гуманистического мышления; научность, объективность, рациональность, скептицизм, критичность. Но это также и здравый смысл, релятивизм, открытость, вероятностность и пробабилизм гуманистического мышления.