Российское гуманистическое общество

www.humanism.ru

Лекция I

ФИЛОСОФИЯ  КАК ТЕОРИЯ ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ

1. Философия и история философии: предмет философии как историко-философская проблема.

2. Социально-антропологические корни философского сознания. Природа философского знания.

3. Периодизация истории философии. Исторические формы бытия философии.

* * *

1. ФИЛОСОФИЯ И ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ:  ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ  КАК ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКАЯ ПРОБЛЕМА

Определение предмета истории философии, на первый взгляд, не представляет особой трудности, оно кажется самоочевидным: это история философских идей, взглядов, учений. Другими словами, история философии – становление и развитие самой философии. Предмет очевиден из самого названия дисциплины: история философии. Но очевиден он лишь на первый взгляд, поскольку в самом названии еще не расставлены акценты: это история или философия? Стоит лишь приступить к содержательному анализу поставленных вопросов, как мы сразу сталкиваемся с многочисленными трудностями.

В свое время Гегель в «Лекциях по истории философии» обратил внимание на некоторые из них. Так, он замечает, что наряду с как бы очевидностью предмета истории философии не менее очевидна заключающаяся в самом названии следующая двусмысленность: «Относительно истории нам раньше всего может прийти в голову мысль, что в самом этом предмете содержится явное внутреннее противоречие. Ибо философия хочет познать неизменное, вечное, сущее само по себе; ее цель – истина. История же сообщает о том, что существовало в одно время, а в другое время исчезло и вытеснено другим. Если мы исходим из того, что истина вечна, то она не входит в сферу преходящего и не имеет истории. Если же она имеет историю, то... в ней нельзя найти истину, ибо истина не есть минувшее»[1]*.

Философия действительно стремится к абсолютному знанию – разумеется, речь идет не об Абсолютной истине в гегелевской интерпретации – имеется в виду, что философское знание стремится к познанию универсального, всеобщего, предельного и в этом смысле абсолютного и вечного. В то время как история философии – это знание об исторически-конкретных, преходящих образах вечного.

Положение Гегеля о преходящих и конкретных образах Абсолютного мы можем проинтерпретировать и таким образом, что родовой человек и родовое (общественное) сознание проявляются в деятельности индивидов конкретных эпох. Для самого же Гегеля – это проявление в индивидуальном и народном духе Абсолютного духа, который приходит к осознанию себя в философии. Следовательно, можно сказать, что реально философия существует только в своей собственной истории, в своих исторических формах, а с другой стороны, познавая и истолковывая историю философии, – исторические формы философии – по сути дела, мы имеем дело с самой философией.

Итак, первая и главная трудность в определении истории философии заключается в том, что стоит только нам обратиться к истории духовной культуры, чтобы обнаружить в ней и выделить философские идеи, учения, концепции, как мы сразу сталкиваемся с необходимостью предварительного знания, что такое философия. То есть мы должны уже знать, какова природа, специфика, особенности философского знания до того, как приступим к исследованию истории философии. Как писал Гегель*, «мы должны точнее установить понятие самой философии, и из этого понятия мы должны вывести, что должно быть выделено в качестве философии из бесконечного материала и многообразных сторон духовной культуры народов»[2].

Гегель прав[3]. И на самом деле, изображение истории философии во многом зависит от нашего понимания самой философии, от нашего (пусть  предварительного) представления о ней, с одной стороны, и с другой стороны, от уровня развития самой философии. Именно от степени зрелости философии и нашего понимания ее зависит самое понятие истории философии. Будет ли история философии сведена к истории материализма и идеализма, диалектики и метафизики, рационализма и сенсуализма и т.д., зависит от того, как мы понимаем философию. Более того, история философии вообще может оказаться растворенной в истории общественной мысли, как это и случилось в «Истории философии»[4]. Понимание самой философии служит критерием отбора историко-философских проблем, и не только отбора проблем, но и отнесения тех или иных мыслителей к философам. Не случайно, что шли и идут споры, являются ли, скажем, Ницше, Камю и др. философами. Поскольку каждый из философов по-своему понимает смысл философии, то из истории философии часто субъективно, произвольно строятся теоретические конструкции.

Безусловно, историю философии нельзя отрывать от общей истории духовной культуры, но вместе с тем она не должна в ней и растворяться. Нельзя не согласиться с В.А. Малининым, который замечает: «История философии как наука – это теоретическое самопознание философии, то есть та же философия, но размышляющая сама о себе, о своем историческом конкретном развитии. Поскольку философия всегда исторически конкретная система общетеоретического знания, история философии в логическом отношении не может не быть исторически конкретной общетеоретической системой»[5]. Следовательно, философия по отношению к истории философии в определенном смысле является ее теорией, то есть теорией своего собственного становления и развития. По известному выражению Гегеля, история философии «превращается в саму науку философии»[6]. Итак, сделаем вывод: история философии предполагает в качестве предварительного условия ее постижения наличие понятия философии, известного знания ее предмета.

Вторая трудность, с которой приходится столкнуться при определении предмета истории философии, состоит в том, что понятие философии может быть выведено из ее истории. Нет другой отрасли знания, для которой знание ее истории имело бы столь важное значение, как для философии. История философии, по существу, является историей поиска ею своего предмета, осмысления природы собственного знания. Иначе говоря, история философии есть история обретения философией самой себя. Получается, таким образом, замкнутый круг: изображение истории философии зависит от понятия (понимания) философии, а понятие философии может быть выведено лишь из ее истории.

Гегель разрешает эту проблему следующим образом. «История, развертывающаяся перед нами, – говорит философ, – есть история нахождения мыслью самой себя, а с мыслью дело обстоит так, что, только порождая себя, она себя находит»[7]. Решение явно идеалистическое. Но нас в данном случае интересует не идеализм Гегеля, а скрытая в нем рациональная мысль, которую он поясняет следующим образом. Когда философия обращается к своей истории, она, по Гегелю, как бы «оглядывается назад только на свое же знание»[8]. То есть Гегель подчеркивает, что историко-философское знание составляет необходимый компонент философского знания. «То же самое развитие мышления, которое изображается в истории философии, изображается также и в самой философии, но здесь оно освобождено от внешних исторических обстоятельств и дается в стихии чистого мышления»[9].

С проблемой начала при определении философии столкнулся и М. Хайдеггер, указывая, что «философию нельзя уловить и определить окольным путем и в качестве чего-то другого, чем она сама». М. Хайдеггер имеет в виду бесплодность определить философию путем сравнения ее с такими формами духовной культуры, как религия, наука, искусство. Поэтому, продолжает М. Хайдеггер, «остается последний выход: осведомиться у истории. Философия – если таковая существует – возникла все-таки не вчера»[10].

Философия как теория философского знания несомненно вырастает из историко-философского анализа становления и развития философии. И в этом плане философия и история философии содержательно во многих моментах совпадают. И с этой точки зрения, действительно изучение истории философии оказывается изучением самой философии. Однако проблема тем не менее сохраняется и «круг» еще не разомкнут. И здесь мы переходим к объяснению еще одной трудности, которая ожидает нас, когда мы пытаемся этот «круг» разорвать чисто эмпирическим путем: выделить у разных философов общие для них проблемы, обсуждаемые на протяжении всей истории философии. Они-то якобы и могут составить содержание предмета истории философии. В чем же заключается трудность?

Трудность же заключается в том, что история философии, пожалуй, единственная дисциплина, которую интересуют буквально все философские вопросы. Но может ли в таком случае философия быть теорией всех философских проблем?

Если встать на эмпирический путь определения предмета истории философии как суммы философских проблем, то тогда история философии окажется простым скоплением случайных мнений различных мыслителей об этих вопросах. Она превратится, по словам Гегеля, в «предмет праздного любопытства или, если угодно, в предмет интереса ученых эрудитов»[11]. Подобный интерес к философии – это не интерес к ней самой, а всего лишь интерес к тем внешним обстоятельствам, в которых пребывает философия. А поскольку внешний мир отличается невероятным многообразием явлений, событий, богатством всевозможных форм – подчас временных и случайных, – то все это не может составить предмет философии, так как «философия есть объективная наука об истине, наука о ее необходимости, познание посредством понятий, а не мнений и не тканье научных мнений»[12]. Что может сделать философия в подобной ситуации, как ей поступить? Можно заняться типологизацией проблем, подразделив их на «вечные» и «случайные», «преходящие» для философии, которые ее покидают, переходя в лоно других наук. Но при этом остается открытым вопрос: были ли данные проблемы случайными для своего времени. Может быть, они таковыми кажутся с позиций нового времени? Н.В. Мотрошилова справедливо указывает, что в античную эпоху философ, будучи универсалом – одновременно ученым, художником, этиком, – «ищет единого ответа на все «почему» и «из чего». Он разыскивает одно первоначало, сославшись на которое можно как бы разом осветить все проблемы, решить все задачи, касающиеся рождения, жизни, гибели, движения, изменения»[13]. Отсюда и потребность античного философа использовать целый арсенал различных знаний, которые позднее отойдут к другим наукам, но на тот момент времени они были философскими решениями поставленных вопросов, а не физическими или биологическими. Поэтому-то проблемы будущих физики, химии, математики, биологи, а равно и всего цикла социально-гуманитарных наук, первоначально воспринимались как философские вопросы, точнее говоря, как части единого универсального вопроса, вернее, универсальной идеи первоначала. Процесс отпочкования проблем в процессе развития философии является свидетельством изменения ее предмета, нового понимания философией своей природы и своего предназначения. В процессе своего развития философия все больше и больше становилась теоретическим мировоззрением, по выражению Гегеля, философия приближалась к Идее.

Означает ли все это, что философия забывает свои «случайные» вопросы, отказывается от них? Переход тех или иных философских проблем в ведение других наук, что случается часто на протяжении истории философии, совсем не означает, что философия не проявляет к ним интереса и отказалась совершенно от их рассмотрения. Происходит трансформация «случайных» философских вопросов в новые, отличные от того, какими они были ранее, существуя в рамках старой философской системы. Гегель так пишет по этому поводу: «... каждая система философии необходимо существовала и продолжает еще и теперь необходимо существовать: ни одна из них, следовательно, не исчезла, а все они сохранились в философии как моменты одного целого. Но мы должны различать между частным принципом этих систем философии, взятым как частный принцип, и проведением этого принципа через все мировоззрение»[14]. Приближение философии к Идее – повторим еще раз – это становление ее мировоззрением: «Построение в этой форме мировоззрения в целом называется философской системой»[15]. Вопрос о «случайных» для философии проблемах – это, по существу, вопрос об отношении философии к частным наукам и к частному знанию. Объективно он отражает противоречивость самого человеческого мышления: с одной стороны, оно стремится к понятию мира как целого – это делает философия, с другой стороны, чтобы познать мир, мышление должно расчленять его в процессе познания, что делают частные науки.

Наряду со «случайными» и «преходящими» проблемами существуют так называемые «вечные» философские вопросы. Какие из них отнести к предмету истории философии? Ряд авторов[16] к их числу относят бытие, познание, человека и смысл человеческого бытия, формы, методы, законы мышления, общие закономерности отношения человека к миру в онтологическом, гносеологическом и аксиологическом аспектах.

Разумеется, история философии связывает каждую из этих проблем с личностью конкретного философа: проблему бытия – с Парменидом, человека – с Сократом, познания – с Платоном и т.д. Такой подход к изображению истории философии можно назвать историческим, поскольку философские категории рассматриваются как ступени познания в истории философии. Такой подход мы наблюдаем у Гегеля, и Энгельс ставил это ему в заслугу: «каждая категория у Гегеля представляет собой ступень в истории философии (он по большей части и указывает такого рода ступени)... если возьмем для сравнения «Лекции по истории философии» (одно из гениальнейших произведений)»[17]*. Такого же принципа придерживался и Маркс.

В «Тетрадях по эпикурейской философии» Маркс подчеркивал: «Задача философской историографии заключается не в том, чтобы представить личность философа, хотя бы и духовную, так сказать, как срез и образ его системы, еще менее в том, чтобы предаваться психологическому крохоборству и мудрствованиям. История философии должна выделить в каждой системе определяющие мотивы, подлинные кристаллизации, проходящие через всю систему... Оно должно отделить бесшумно продвигающегося вперед крота подлинно философского знания от многословного, экзотерического, принимающего разнообразный вид, феноменологического сознания субъекта... Этот критический момент при изложении философской системы, имеющей историческое значение, безусловно необходим для того, чтобы привести научное положение системы в связь с ее историческим существованием, – в связь, которую нельзя игнорировать именно потому, что это существование является историческим»[18]. В центре внимания истории философии должны находиться «подлинные кристаллизации философского знания», составляющие «узловые пункты» истории философии, которые «возвышают философию в самой себе до конкретности, объединяют абстрактные принципы в единое целое»[19]. Стоит обратить внимание именно на то, что не сами по себе интересные философские мысли, суждения, высказывания философов приводят к новому пониманию философией своего предмета, а поворотные, узловые, принципиально новые, которые позволяют обнаружить иные предельные основания человеческого бытия, рождающие новое виденье отношения «человек–мир».

Такие идеи оказывают влияние на всю последующую философскую мысль и духовную культуру в целом. Узловые философские идеи носят универсальный характер, так как сохраняют свое значение на протяжении всей истории духовной культуры, выполняя инновационную функцию. Несмотря на то, что все они – идеи Платона, Аристотеля, Спинозы, Канта, Гегеля, Соловьева, Флоренского... – рождаются внутри определенного культурно-исторического контекста и по происхождению привязаны к конкретному месту и времени, по своему содержанию и значению, по способности становиться понятными и близкими всем или многим, в них аккумулируется универсальный, всеобщий опыт повседневной жизни и ее теоретического осмысления. Осмысленный опыт, опыт, принявший форму мысли – речь идет не о мыслях как логических формах мышления (суждение, умозаключение), – ставших формами общественного сознания, объективированным сознанием человечества, составляет фактический материал философии. Философские мысли – это философские концепции, теории, системы.

Очень часто возрождение тех или иных философских систем, растущий интерес к ним – второе рождение – приходится на эпохи, дух которых близок духу минувших эпох. И тогда появляется ощущение, что у разных мыслителей имеются как бы одни и те же идеи: происходит перекличка идей. Безусловно, что философские идеи, философские мысли есть порождение своего времени, своей эпохи. Но социальное время может быть отражено или как Historie, или как Geschichte, т.е. может быть потоком событий или их логикой. Следовательно, у философии, ее истории есть внутренняя и внешняя стороны развития.

Внутренняя сторона развития философии – постижение ею своей сущности, особенностей своего знания, безотносительно к истории различных философских учений. Внешняя сторона – познание мира, условий, порождающих круг философских проблем, их отношение к другим духовным формам культуры. Если рассматривать внутреннюю логику развития философии как таковой и философии на разных этапах ее истории – философия конкретных исторических форм бытия, – то в конечном итоге ее интересовали три проблемы: 1. Специфика предмета философии; 2. Специфика философского познания; 3. Уяснение структуры философии как системы исторически развивающегося философского знания. В этом плане история философии и философия совпадают, как совпадают историческое и логическое.

Безусловно, различие имеется, т.к. историю философии больше интересует историческое бытие философии, ее связь с общим духовно-культурным фоном, с состоянием культуры, в то время как философия может от всего этого в определенной степени абстрагироваться. Если историю философии интересует как преобразуются, модифицируются «вечные проблемы», для философии важна общая логика развития «бесшумного философского крота». Дать всеобъемлющее и исчерпывающее определение соотношения истории философии и философии невозможно. Во-первых, из-за изменяющегося предмета философии: от чрезмерной универсальности, совпадения с наукой или духовным познанием вообще – до отдельного частного вопроса – философия языка. Во-вторых, в силу разного понимания философского знания, включающего в себя ценностные мировоззренческие установки. И тем не менее по сути своей они совпадают. Историко-философское знание входит в структуру философского знания, составляет его органическую часть. Философия как теория основного мировоззренческого вопроса «человек–мир» вырастает, в свою очередь, из историко-философского анализа его основных форм. Таким образом, любое историко-философское исследование, входя в философскую систему иной эпохи, возвращает эту систему к ее исходным, пройденным, ступеням, но одновременно составляет самостоятельный, отдельный этап в понимании философией своей сущности. Это особенно заметно в немецкой и русской классических философиях. Данное обстоятельство и имел в виду Гегель, говоря: «История философии показывает, во-первых, что кажущиеся различными философские учения представляют собой лишьодну философию на различных ступенях ее развития; во-вторых, что особыепринципы, каждый из которых лежит в основании одной какой-либо системы, суть лишь ответвление одного и того же целого»[20]. Поэтому-то последнее по времени философское учение «есть самое развитое, самое богатое и самое конкретное»[21]. Философия, таким образом, – это история философии «в снятом виде».

Философия решает две задачи, составляющие две ее стороны, два аспекта: историко-философский и теоретико-логический. С одной стороны, философия исследует историко-философский процесс конкретных культурно-исторических эпох (Античность, Средневековье, Возрождение...), выясняя его исторические и национальные особенности, специфику и т.д. А с другой стороны, философия исследует общие закономерности развития философского мировоззрения, общую логику поступательного развития философии как специфической формы духовного освоения человеческого бытия во всемирном масштабе. Так история философии оказывается философией, взятой в ее историческом развитии: это та же философия, но изложенная историческим методом. Философия выступает историей философии, но в логически снятом виде.

Как правило, в философском исследовании присутствуют оба аспекта, поскольку в нем используются оба метода: исторический и логический. Другое дело, что конкретные исследовательские задачи обязывают разделять эти аспекты знания, отдавая предпочтение той или иной стороне взаимодействия философии и истории философии. Например, у Гегеля в «Феноменологии духа» и в «Лекциях по истории философии», в которых он прослеживает процесс становления философии научной теоретической системой и выясняет все стадии ее восхождения от непосредственной чувственной достоверности к разумному абсолютному знанию, преобладает исторический подход: философия выступает в форме истории философии. А вот в «Науке логики» развитие философии рассматривается как объективный логический процесс, свободный от исторических форм бытия философии: здесь история философии предстает в качестве философии как логики.

При логическом подходе разные философские системы выступают как прогрессирующие ступени в познании истины, тогда их различия являются различными моментами истины. И весь процесс восхождения от абстрактного к конкретному предстает как процесс поиска философией своего предмета. Следовательно, философия одновременно имеет конкретные исторические формы своего бытия, своего существования и вместе с тем она существует как теоретическая система, как теория своего предмета. Возникновение двух подходов – исторического и логического – вытекает из истории философии как двустороннего процесса: процесса осмысления всеобщих форм действительного философского мира, постижения бытия мыслью и процесса осознания способов, форм, образов, в которых происходит осмысление, освоение мира. Вследствие этого философия оказывается теорией истории философии, своеобразной философией истории философии и историей философии в снятом, сокращенном виде. Совпадение философии и истории философии во многом аналогично совпадению логического и исторического. Философия (логика) начинает с того же, с чего начинает история философии (история). Но если исторические формы бытия философии обусловлены временем, характером этой эпохи, то философия как выражение абсолютного – универсального – «воспаряет» над временем.

Итак, философия и история философии совпадают и не совпадают по своему содержанию. Философия совпадает с историей философии как имманентный процесс, абстрагированный от культурно-исторического контекста эпохи и представший перед нами чистой мыслью, а не мыслью эпохи, ее самосознанием. Но они не совпадают, так как предмет философии – природа философского знания, достоверность, постигнутая мысль и реальная действительность не тождественны. Когда философия выясняет свою сущность – природу самой себя – они совпадают. Но реальная история философии как история поиска ею своего предмета – нечто иное, и они не совпадают. Безусловно, предмет философии изменяется, отсюда и сложность с его исчерпывающим определением. Но природа философского знания остается постоянной, и ее определение возможно. Следовательно, определение предмета философии и определение философии – не одно и то же. Историей предмета философии занимается история философии, а определением сущности философского знания – преимущественно философия. А.С. Богомолов и Т.И. Ойзерман указывают, что «не может быть общепринятого – ни описательного, ни нормативного – определения философии», но, – добавляют они, – это не означает, что «невозможно определение понятия философии»[22]. Такой же точки зрения придерживается А.Ф. Зотов: «Предмет философии «в потенции» скрыт в прогрессе философствования в философском мышлении. Поэтому определять нужно не предмет, который или изучает, или должна изучать философия – в отличие от математики, физики или социологии (...), а особую установку мысли, манеру рассуждать... Итак, «сущность» философии – не ее предмет, а философское мышление»[23].

Разумеется, все это не следует понимать абсолютно, полагая, что философии совершенно безразлична проблема предмета философии, история его поиска. Философию как теорию истории философии интересует не только понимание предмета философии в истории философии, но также и то, как становилась эта проблема, какие при этом допускались ошибки, какова была логика обоснования и т.д.. Без уяснения всего этого не сложилось бы единой мировой истории философии и познания вообще. Философия как теория по отношению к истории философии является итогом и выводом в виде системы категорий и понятий на определенном этапе развития истории философии. По сути дела, различные определения философии являются разными дополняющими друг друга характеристиками мировоззренческой сущности философии. Происходит как бы беспрерывный процесс наделения философии все новыми и новыми характеристиками.

Однако не сила чистой мысли толкает философию в познании действительного мира, а бытие людей, реальный прогресс жизни, в котором повседневность занимает не последнее место. Не это ли имел в виду Энгельс, говоря в письме к К. Шмидту: «В немецкой философии от Канта до Гегеля отразился немецкий обыватель – то в позитивном, то в негативном смысле»[24]. Но вместе с тем философы, как правило, исходят из предшествующего мыслительного материала. Именно это имел в виду Гегель, утверждая, что «каждое подлинное философское учение есть поэтому идеализм»[25]. Философия имеет дело смыслью, идеей. То есть, конечно, с миром, но с миром, постигнутым мыслью, ставшим мыслью. В свою очередь, и мир является миром культуры, т.е. объективированной мыслью. Так философия, будучи мысленным отражением эпохи, сама оказывает влияние на эпоху. Подробнее проблему взаимодействия философии и реального процесса человеческого бытия, мира культуры мы рассмотрим при обсуждении вопроса о периодизации истории философии. В настоящем параграфе мы остановились главным образом на проблеме соотношения философии и истории философии,показав их единство и различие. Теперь можно перейти к выяснению природы философского знания.



[1] Гегель Г.В.Ф. Соч. Л., 1932. Т. 9. С. 15. * В дальнейшем указывается только том.

[2] Гегель. Т. 9. С. 14.

[3] Мы вынуждены будем ссылаться на Гегеля постоянно на протяжении всей книги, т.к. он, по существу, первый, кто создал методологию и теорию истории философии. По мнению Маркса, Гегель «впервые постиг историю философии в целом» Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 29. С. 447. Для современного читателя, вероятно, большой интерес будет представлять мнение немецкого философа Рихарда Фалькенберга, автора популярнейшей в свое время «Истории новой философии. От Николая Кузанского до нашего времени», выдержавшей не одно издание как в Германии, так и в России, и считающейся незаменимым пособием к первоначальному изучению истории философии. Он писал, что историко-философская концепция Гегеля «может служить надежным компасом исторического рассмотрения, если только мы будем остерегаться в его применении бездушного школьного шаблона». Фалькенберг Р. «История новой философии. От Николая Кузанского до нашего времени» Русский перевод с 6-го немецкого издания. М., 1910. С. IХ.

[4] См.: История философии: В 6 т. М., 1957–1965. Т. 1. М., 1957. С. 10–11.

[5]Малинин В.А. Теория истории философии. Наука и ее проблемы. М., 1976. С. 99.

[6] Гегель. Т. 9. С. 8.

[7] Гегель. Т. 9. С. 12.

[8] Гегель. Энциклопедия философских наук: В 3 т. М., 1977. Т. 3. С. 394.  В дальнейшем – Гегель. ЭФН.

[9] Гегель. ЭФН. Т. 1. С. 100.

[10] Хайдеггер М. Основные понятия метафизики // Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 329.

[11] Гегель. ЭФН. Т. 1. С. 18.

[12] Там же. С. 19.

[13]Мотрошилова Н.В. Рождение и развитие философских идей. М., 1991. С. 91.

[14] Гегель. ЭФН. Т. 1. С. 40.

[15] Там же. С. 41.

[16] См.: Новиков А.И. О структуре историко-философского знания; Бычваров М. История философии как развивающаяся наука // Ленинизм и современные проблемы историко-философской науки. М., 1970.

[17] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 37. С. 177.

[18] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 40. С. 136.

[19] Там же. С. 108–109.

[20] Гегель. ЭФН. Т. 1. С. 99.

[21] Там же.

[22] Богомолов А.С., Ойзерман Т.И. Основы теории историко-философского процесса. М., 1983. С. 71.

[23] Зотов А.Ф. Феномен философии: о чем говорит плюрализм философских учений? // Вопросы философии. 1991. № 2. С. 15.

[24] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 37. С. 419.

[25] Гегель. ЭФН. Т. 1. С. 236.