Российское гуманистическое общество

www.humanism.ru

8. Частная жизнь

Общественное versus частное

Право на частную жизнь глубоко укоренено в либеральной демократической традиции и является столь важным для понятия прав человека и гуманистической этики, что заслуживает отдельного обстоятельного рассмотрения. Это право основано на разделении общественной и частной сфер жизни. Главная идея здесь заключается в том, что демократическое общество должно признавать свободу человека в отношении его собственной жизни.

Против этого принципа рьяно выступают тоталитаристы. Кроме того, он постоянно подвергается нападкам со стороны верующих консерваторов, убежденных в том, что Бог внушил нам добродетели, которыми грешно пренебрегать, и что государство или общество имеет право навязывать людям систему моральных стандартов и наказывать тех, кто нарушает их. Однако не все верующие отвергают право на частную жизнь. Например, либеральные протестанты, католики и иудеи признают право личной свободы. А многие консерваторы вместе со сторонниками доктрины свободы воли искренне разделяют убеждение в необходимости индивидуальной свободы. Некоторые консерваторы занимают противоречивую позицию, одновременно выступая против государственного контроля личной жизни и признавая за другими социальными институтами, такими как церковь, право навязывать обществу свое представление о «моральном порядке».

Вопрос о сфере личной свободы сильно запутан, что постоянно порождает споры о ее границах между либералами и консерваторами. В сущности, каждый убежден, что человек не имеет права оскорблять других или причинять им вред и что он несет ответственность перед обществом за совершенные им преступления. Нельзя убивать, причинять увечья, насиловать или безнаказанно грабить. Общество имеет право — и даже обязанность — установить систему законов для защиты проживающих на его территории граждан от нанесения увечья или оскорбления. Однако во многих обществах законы, охраняющие общественный порядок, могут использоваться для подавления свободы личности.

В конечном счете, законы общества имеют этическую цель: предохранить его членов от ущерба, установить систему законов, способную достичь спокойствия, предоставить благоприятные условия многообразной деятельности людей, обеспечить общее благосостояние и создать благоприятные условия достижения счастья. Регулирование охватывает широкий диапазон мер и форм реализации этих законов: от охраны порядка полицейскими и институтов защиты национальной безопасности до принципов регулирования человеческих отношений в экономике, социальной сфере, культуре и образовании. Безусловно, оно должно быть ограничено и контролироваться соответствующим законодательством. Тоталитарное общество оставляет гражданам мало простора для свободного выбора. Напротив, демократическое общество стремится к развитию индивидуальности, инициативы, процветанию многообразия и уникальности.

Часто задается вопрос: может ли общество регулировать моральное поведение с помощью законодательства? Не только может, но и делало это во все времена. Запрещение убийства или грабежа является выражением нашего морального отвращения к определенным видам неэтического поведения. Наказание тех, кто совершает преступления, а также установление гражданских механизмов принуждения призваны обеспечить поддержку и защиту общественных стандартов морального поведения. Общество обязано принимать законы, защищающие человека и содействующие общественному благу. В идеале общество будет принимать свои законы демократическим способом после их тщательного обсуждения и будет отменять те из них, которые оно посчитает пагубными и неразумными. В условиях демократии законы, в конечном счете, устанавливаются на основе свободно данного согласия большинства граждан и в соответствии с надлежащими демократическими процедурами.

Существуют ли этические ограничения общественного законодательства? Существуют ли при демократии сферы, в которые общество не имеет права вторгаться? Те, кто утверждает, что правительство не должно регулировать мораль посредством законодательства, говорят о морали частной жизни. Они также противостоят общественному мнению, которое не признает индивидуальные стили жизни и стремится регулировать или запретить их. Мы уже перечислили основные права человека, которые должны реализовываться и защищаться цивилизованным гражданским обществом. Среди этих прав есть те, которые относятся к частной жизни человека. Таким образом, мы признаем существование области частной жизни, в которую нельзя вторгаться.

Что это за область? Можно ли a priori провести демаркационную линию между общественной и частной сферами жизни? Существует ли достаточно простой критерий определения границ полномочий государства и его вмешательства в жизнь своих граждан? Некоторую помощь здесь может оказать выдвинутый Джоном Стюартом Миллем [1] принцип, согласно которому людям дозволено делать все, что они хотят, если при этом они не причиняют ущерба другим. Но принцип является слишком общим и не может быть использован в качестве абсолютного критерия. Более того, термин ущерб (harm) неопределенен, поскольку любое частное действие может считаться «вредным» в отношении общества и стать поводом для судебного преследования. Многие люди настаивают на том, что адюльтер, порнография, содомия и некоторые другие действия подобного рода причиняют ущерб общественному порядку и должны быть запрещены законом. Временами кажется, что, в сущности, любой поступок приводит к столкновению с интересами других людей. Если кто-то злоупотребляет спиртными напитками, то он причиняет ущерб своей семье и тем, кто работает вместе с ним, а если он водит машину, то и участникам движения. Если он курит, то он увеличивает вероятность заболеть раком легких, а это ведет к увеличению нагрузки на службы общественного здоровья.

Милль думал, что личность имеет право причинять ущерб самой себе, если она этого желает, и что общество не имеет право помешать ей в этом, поскольку ее поведение следует из ее же собственного свободного выбора. Однако есть люди, которые полагают, что суждение Милля слишком широко, и потому следует ввести некоторые исключения. Даже сам Милль ограничивал свой принцип тем, что человек не имеет право продавать себя в рабство. Должен ли принцип Милля применяться к людям, страдающим психическими расстройствами, или к тем, кто хочет совершить самоубийство? Существуют ли какие-либо другие исключения? Если да, то не существует ли опасности того, что, в конечном счете, область частной жизни будет сужена до таких пределов, что от нее фактически ничего не останется?

Анархист выступает против любых законов, поскольку считает их средством угнетения человека; он хочет, чтобы всем людям был дан carte blanche, свобода делать все, что они пожелают. По мнению либертарианца, могущественные правительства являются главным источником насилия над людьми, поэтому важнейшая задача — защита людей от патерналистской и деспотической государственной власти. Либертарианец утверждает, что мы должны признать неограниченной свободу человека, встав на защиту частной жизни, а не разделять политику деспотического правительства. Он верит, что если люди освободятся от накладываемых государством ограничений, то станут добрыми, справедливыми, искренними и честными. Это убеждение представляется слишком утопичным. Если мы откажемся от системы законов и правоохранительных органов, то поставим под угрозу общественный порядок. Введение частных армий и полиции вместо централизованных государственных сил охраны и безопасности (как предложил Роберт Нозик [2]) может выродиться в войну между различными бандитскими группировками, подобную той, которая в недавнем прошлом возникла в Ливане, где центральная государственная власть оказалась слишком слабой, чтобы заставить всех подчиняться законам. В результате в этой стране возникла кровавая война между различными группировками и партиями.

Зона частной жизни

Давайте начнем с ранее высказанного утверждения о том, что принцип уважения частной жизни, подобно доктрине прав человека, может обоснованно применяться для ограничения полномочий общественных и государственных институтов власти. Уважение к частной жизни людей является prima facie общим правилом. Обращение к нему позволяет нам частично определить реальную сферу социальной регуляции. Это правило не является жестким; границы его применения временами бывают неопределенными и открыты сомнению и переопределению. Применение принципа неприкосновенности частной жизни должно зависеть от критического этического исследования в контексте определенной ситуации. При определении его надлежащего использования мы должны взвесить и сопоставить правила морального поведения, ценности, права, стандарты совершенства и обязанности, также как и другие результаты критического этического исследования.

Позволю себе сформулировать предварительное рабочее определение соответствующего этического принципа.

Общество должно уважать право человека распоряжаться своей личной жизнью. Зонами частной жизни, в которые общество не должно вторгаться без веских на то оснований, являются тело человека, его собственность, убеждения, ценности, действия и объединения, если они входят в сферу его собственных частных интересов и поведения.

Этот принцип имеет определенные ограничения. Очевидно, что это правило относится ко взрослым, а не к детям, хотя родители и другие взрослые должны уважать личное достоинство детей и подростков и стараться способствовать их развитию и автономии. Также ясно, что это правило касается сознательного поведения, т.е. поведения, которое следует из намеренного выбора, а не действий, совершаемых по принуждению или насилию. Более того, оно применяется только к тем людям, чьи решения основываются на знании и понимании, а не к тем, которые не способны мыслить рационально. Значение рефлексивной способности в принятии решения будет прояснено в этой главе позже при рассмотрении вопросов медицинской этики, где критерий выбора включает способность информированного согласия (informed consent).

Хотя этот принцип относится, прежде всего, к индивиду, он также принимает во внимание право двух или более взрослых вступать в согласованные отношения ради удовлетворения общих интересов и потребностей. Это значит, что он применим к брачным отношениям, семьям (где плохое обращение с детьми не является предметом спора и однозначно осуждается), друзьям, любовникам и коллегам. Также должно быть ясно, что если согласованное поведение, которое имеет общественное значение, вредит другим людям, нарушает общественный порядок или разрушает благополучие других, то оно должно контролироваться обществом или государством.

Этот принцип основан на признании того, что каждый человек является моральной личностью. Как таковая она имеет равное с другими право на свободу в частной сфере жизни. Другие люди могут не соглашаться с ее убеждениями, ценностями и поступками, но они должны допускать ее право выражать их, если при этом она не нарушает интересы других.

Частные права

Нижеследующее располагается в зоне частной жизни и должно быть защищено от вторжения в нее общества и государства. Оно включает внутреннюю сферу совести, конфиденциальность, свободу распоряжаться собственным телом, сексуальное предпочтение, репродуктивную свободу, заботу о здоровье, право на смерть, добровольные объединения и личную собственность. Порядок, в котором эти темы обсуждаются, не означает их иерархичности. 

I. Внутренняя сфера совести.

Личность обладает неотчуждаемыми правами в области своей внутренней жизни и в сфере своей совести. Она имеет право думать, выбирать, как и во что ей верить или чем дорожить без какой-либо попытки со стороны государства или общества установить цензуру, запретить или искоренить ее внутренние убеждения, какими бы ошибочными они ни казались. Конечно, мы можем целиком не соглашаться со взглядами человека и считать его невежественным, глупым или безнравственным, а его убеждения откровенно ошибочными и вредными. Мы можем пытаться убедить его в противоположном с помощью аргументов, показывающих несостоятельность его взглядов и демонстрирующих вредные последствия его убеждений. Но мы не имеем права клеймить его как еретика или изгоя, отвергая тем самым его право на свои убеждения. Тоталитаристы, деспоты, идеологические и теистические догматики любыми средствами стремятся навязать свои критерии ортодоксальности и истинности, что является проявлением наиболее деструктивной формы тирании над разумом человека. Право на свободу и неприкосновенность внутреннего мира человека, его совести включает в себя право узнавать, читать, учиться и знать. Жизнь разума должна быть свободной от вмешательства в нее со стороны общества.

II. Конфиденциальность.

Общество, включая средства массовой информации, не имеет права следить и сообщать данные (информацию) о частной жизни человека, касающиеся только его самого и не предназначенные для разглашения. Существует разница между общественными деятелями и частными лицами, и иногда знание о частной жизни Джона Ф. Кеннеди, Иосифа Сталина или Маргарет Тэтчер, например, будет подано в свете их общественной деятельности. Степень, в какой общество должно сохранять уважение к частной жизни общественных деятелей, является предметом напряженной публичной полемики. Тем не менее, в любом случае определенная информация о человеке не должна распространяться и раскрываться без его собственного согласия на это. Учителя, врачи, юристы или психиатры не должны разглашать сведения о своих студентах, пациентах и клиентах без их добровольного согласия. Частное поведение человека может быть связано с его общественной деятельностью, но даже и в этом случае сфера частной жизни должна уважаться и оберегаться от вторжения общества и государства.

Возрастающая степень информированности в современном обществе делает все более необходимой защиту правительством и другими социальными институтами частной жизни людей от опасности подвергнуться компрометации или от причинения ущерба, нанесенного в результате разглашения сведений о них. Представители средств массовой информации должны особенно строго придерживаться высоких журналистских норм и избегать безответственной болтовни.

III. Свобода распоряжаться собственным телом.

Можно предположить, что каждый человек признает необходимость неприкосновенности тела человека и согласиться, что на него нельзя посягать принуждением или запретом, даже если общество склонно предписывать человеку, как он должен поступать в отношении своего личного физического существования. Свобода частной жизни означает, что людям должно быть позволено есть, пить и совокупляться так, как они считают нужным, если при этом они не причиняют вреда другим. Общество не имеет права выставлять на всеобщее обозрение, осуждать или высмеивать удовлетворение человеком своих личных телесных потребностей. Разнообразие человеческих вкусов обуславливает широкий диапазон мнений о том, что считать хорошим, плохим, правильным или неправильным. Как я уже доказывал, существуют стандарты добродетели и совершенства человеческого характера. Вне всякого сомнения, умеренность, сдержанность и благоразумие должны быть основными принципами нашего поведения.

Очевидно, что общество может считать неприличным некоторые формы социального поведения. Они могут вызывать отвращение и стремление запретить их. Так, люди выступают против испражнения, мочеиспускания, совокупления или обнажения в публичных местах определенных частей тела или его органов. Но в то же время общество не имеет права вторгаться в дом человека с целью контроля над удовлетворением его личных телесных потребностей.

Общество должно заботиться о здоровье своих граждан. Оно должно предоставить им информацию о правильном питании, необходимости физических упражнений, опасности алкоголя, сигарет, холестерина или наркотиков. Но имеет ли оно право запрещать употребление этих продуктов с помощью закона? Оно должно сделать все правомочное, чтобы убедить людей принять стиль жизни, который способствует ее сохранению и улучшению, но не должно принуждать их к принятию соответствующего образа жизни. Они имеют право сами определять, что для них хорошо, а что плохо. Не обувная фабрика или государство, а «тот, кто носит ботинки, лучше знает, где они жмут».

Социальная политика может быть непоследовательной или даже смехотворной: государство запрещает марихуану, кокаин и героин, но не алкоголь или сигареты. Без всякого сомнения, оправданием запрещения кокаина и героина служит то, что они являются сильными наркотическими веществами, что люди, которые их употребляют, попадают под их влияние и почти лишены свободы выбора и что они могут приводить к действиям, наносящим вред другим. Но эти же самые рассуждения справедливы в отношении алкоголя. Алкоголики также являются наркоманами, их умственные способности серьезно повреждены, они не могут контролировать свои действия. Алкоголь часто является причиной нанесения оскорбления или ущерба другим людям. Алкоголь и сигареты содержат много наркотических веществ, и опасность, которую они несут здоровью и жизни, является более значительной, чем вред, наносимый марихуаной, героином и кокаином вместе взятыми.

Что общество может запретить? Что оно должно разрешать? Радикальные либертарианцы указывают на противоречие в проводимой государством политике и выступают за открытую и свободную торговлю наркотиками. Джон Стюарт Милль выступал против политики, препятствующей людям покупать лекарства, содержащие наркотические вещества. Я не могу предложить абсолютного критерия, и я защищаю не легализацию или торговлю наркотическими веществами, но только декриминализацию безвредных наркотических лекарств. Если целью общества является сохранение здоровья своих граждан, то многие продукты должны быть запрещены. Мы можем прийти к запрещению шоколада и кофе, чрезмерное употребление которых может привести к зависимости от них и к ухудшению здоровья. Можем ли мы требовать, чтобы каждый человек ежедневно занимался интенсивными физическими упражнениями и гимнастикой на открытом воздухе? Как человек, увлекающийся бегом трусцой, я искренне считаю, что физические упражнения помогают избегать стрессов и болезней, улучшают сердечную деятельность. Все же некоторые люди испытывают отвращение к физкультуре. («Каждое утро я принуждаю себя заниматься физическими упражнениями, — говорят они, — и остаюсь лежать в постели до тех пор, пока это самопринуждение не пройдет».) Только тираническое государство будет принуждать своих граждан заниматься физкультурой. Конечно, существует большая опасность того, что дети начнут употреблять наркотики прежде чем они станут достаточно зрелыми, чтобы принимать сознательные и благоразумные решения. Государство имеет право по закону преследовать распространителей наркотиков, подвергающих опасности здоровье и благополучие детей и молодежи. При этом, однако, сомнительным будет выглядеть стремление государства навязать аналогичные формы преследования в отношении взрослых наркоманов.

Свободное общество позволяет людям заботиться о своем здоровье так, как они считают нужным. Я убежден, что хотя здоровье является одним из качеств совершенной личности, ответственность за него должен нести сам человек, а не государство. Необходимо создавать программы обучения сохранению и укреплению здоровья, однако, использование этой информации должно стать делом личного выбора.

IV. Сексуальное предпочтение

Выражение своих сексуальных наклонностей входит в сферу частной жизни. Это наиболее интимный аспект личного поведения, и он должен быть полностью оставлен в распоряжении самого человека. Государство не имеет права вторгаться в спальни своих граждан.
Мастурбация. Наиболее безобидным личным сексуальным актом является мастурбация, которой можно заниматься в любом уединенном месте. Почему общество должно осуждать эту практику? Я говорю не о преследовании по закону, которое везде и всегда почти невозможно реализовать, а о моральном осуждении. Неприязнь к мастурбации во многом имеет религиозный источник. Мораль рассказанной в Ветхом завете истории об онанизме заключается в том, что расточение семени посредством мастурбации или прерывания соития является грешным. Иуда приказал своему сыну Онану жить с женой умершего брата. Согласно закону, он был обязан оплодотворить вдову своего брата. Онан не захотел стать заменителем брата и поэтому, «когда входил к жене брата своего, изливал на землю, чтобы не дать семени брату своему» (Быт. 38, 9), «Зло было перед очами Господа то, что он делал; и Он умертвил и его» (38,10). С тех пор религиозные фундаменталисты, ортодоксальные римские католики и иудеи осуждали мастурбацию как моральное преступление. В глубокой древности опасались, что потеря семени ведет к потере силы. Этот взгляд был распространен во всем мире и до сих пор бытует в Африке, Азии и Европе. Конечно, это неприменимо к женщинам, но женская сексуальность контролировалась более строго, чем мужская. Многие католические теологи считают мастурбацию большим грехом, чем прелюбодеяние.

По разным причинам осуждение мастурбации все еще сохраняется. Я помню, что когда я был подростком, мои родители опасались, что я буду заниматься мастурбацией, и поэтому семейный врач познакомил меня с книгой, которую я прочитал сам и передал потом моим школьным товарищам. Мы были испуганы, поскольку она предупреждала об опасностях мастурбации: в ней говорилось, что она приводит к венерическим болезням, психическим расстройствам, вызывает бородавки на лице и прыщи на лбу. Позднее сексологи открыли, что мастурбация свойственна многим видам животных и является естественным актом в психосексуальном развитии человека. Даже некоторые взрослые и старики считают ее источником наслаждения, способом удовлетворения тайных фантазий и средством психического и физического избавления от сексуального партнера. Исследования показали, что даже католические священники и монахи прибегают к этой практике, считая строгое соблюдение целибата и воздержание трудноосуществимым.

Добровольные сексуальные отношения. Ввиду того, что сексуальная активность, как правило, предполагает партнера, может возникнуть вопрос о том, какие формы сексуального выражения безнравственны и должны быть запрещены законом. Я буду доказывать, что все формы являются делом частного выбора, хотя нужно понимать, что это предположение относится только к добровольно вступающим в сексуальный контакт взрослым, а не к детям, и что взрослые не имеют права вовлекать в сексуальную связь тех, кто не достиг возраста, позволяющего дать осознанное и разумное согласие на сексуальные отношения. Дети, которые подвергаются любому способу сексуального оскорбления со стороны взрослого, включая родителей, имеют право на публичную защиту. Возраст, с которого человек может давать осознанное согласие на сексуальный контакт, является дискуссионным, и я не буду обсуждать здесь этот вопрос. Но он начинается не в двадцать один год и, возможно, даже не в восемнадцать, поскольку одни люди и созревают быстрее, чем другие. При достижении определенного возраста человеку должна быть предоставлена свобода добровольного выражения своих сексуальных предпочтений в частной жизни.

Адюльтер. Адюльтер входит в сферу частной жизни, и государство не имеет права регулировать или наказывать людей, которые совершили супружескую измену. Мы можем считать такие действия аморальными по prima facie основаниям, особенно если брак жизнеспособен и основан на искренности и доверии. Но там, где брак разваливается и сексуальные потребности не удовлетворяются, некоторые люди могут считать адюльтер позволительным или, по крайней мере, частным делом самого человека. Во всех случаях, люди, вступающие в такие отношения, сами должны решить, будут ли они иметь или не иметь любовные связи на стороне. Государство не в праве вмешиваться в эти вопросы. То же самое справедливо и по отношению к другим формам сексуальных отношений, включая добрачные сексуальные отношения, отношения между разведенными людьми и другие виды сожительства. Все они являются частным, а не публичным делом людей за исключением тех случаев, когда в сексуальную связь вовлекаются несовершеннолетние.

Содомия. Имеет ли государство право определять, какие способы сексуального поведения соответствуют морали и допустимы законом? Должен ли полицейский вторгаться в спальни с целью наблюдения сексуального поведения и наказания тех, кто отклоняется от вагинального сношения? Традиционалисты допускают сексуальную связь только между супругами и только в так называемой миссионерской позе. Все остальное считается ими извращением. Религиозные традиции подавления сексуальности играли главную роль в развитии чувства виновности: сексуальная страсть осуждалась как форма вырождения личности, а любое отклонение от «нормы» объявлялось грехом.

Сексуальное возбуждение включает множество тонкостей и оттенков. Эротическая фантазия играет важную роль в стимулировании сексуального оргазма. Согласно сексологу Джону Мани существуют «парафилические любовные карты» (paraphillis maps), когда многие люди вынуждены фантазировать или совершать какие-то действия для того, чтобы достигнуть оргазма.[3] Термин филия означает любовь, а пара — то, что за пределами обычного. Парафилическая любовная карта раскроется полностью не ранее, чем пройдут многие годы. Она может проявляться в нелепых мечтах или во время актов мастурбации и стать необходимым стимулом для оргазма. Парафилия может включать оральный или анальный секс, фетишизм, вуйаеризм, трансвестизм, мазохизм, садизм и широкий круг других фантазий. Люди, которые не в состоянии получить эротическое удовлетворение без своих фантазий, часто ищут партнеров, которые смогли бы выполнить их необычные желания. Государство, запрещающее или препятствующее выражению сексуальных предпочтений своих граждан, тем самым отрицает индивидуальность и уникальность сексуального поведения людей, которое может быть таким же пестрым, как и разнообразие вкусов в пище, напитках и одежде. Отклонение от того, что исторически считалось нормой настолько широко, что трудно точно определить, что такое «естественное» сексуальное поведение. Вероятно, единственным допустимым случаем вторжения государства в сексуальные отношения своих граждан является распространение венерических и других передающихся половым путем болезней, а также защита людей от насилия или причинения им физического или психологического ущерба в ходе совершения полового акта.

Гомосексуализм. Гомосексуализм широко практиковался во всех культурах и обнаружен даже у различных видов животных. Он обычно скрывается от публичного взгляда из-за негативного отношения к нему со стороны общества и проистекающего отсюда порицания или наказания субъектов этой практики. Очевидно, что люди не смогли бы выжить, если бы гомосексуализм стал нормой, хотя некоторые ученые утверждают, что он выполняет социобиологическую функцию в сохранении видов. Значительное число творческих людей, по-видимому, практиковали или одобряли его, включая Платона, Микеланджело, Леонардо да Винчи, Чайковского, Уолта Уитмена, Гертруду Штайн, Вирджинию Вульф и Андре Жида.

Гомосексуализм вызывает сильное негодование в обществе, многие испытывают к нему чувство отвращения. Главный вопрос состоит здесь в том, обусловлен ли гомосексуализм окружающей средой, или он предопределен генетически. Существует большое опасение, что если верно первое, то дети под влиянием гомосексуальной практики других людей усвоят соответствующий стиль жизни. Многие родители боятся движения за свободу сексуальных меньшинств, поскольку убеждены, что если гомосексуальные стили жизни получат слишком широкую и благосклонную известность, то молодые люди будут прельщаться гомосексуализмом и предаваться ему. Поскольку молодежь испытывает постоянное влияние со стороны различных образцов и норм поведения, говорят они, сексуальные отклоняющиеся формы поведения должны быть запрещены, иначе воцарится разврат и общество придет к моральному упадку. Ведущие религиозные конфессии требуют запрещения гомосексуализма, сурово осудила его и католическая церковь. При этом гомосексуализм становится все более острой проблемой для самой церкви, поскольку многие священники являются гомосексуалистами.

Библия со всей определенностью не приемлет гомосексуализм. Иегова огнем и серой разрушил Содом и Гоморру за греховную сексуальную практику их жителей. Библия рассказывает, как несколько мужчин Содома окружили дом Лота и потребовали выдачи гостивших у него мужчин, чтобы удовлетворить с ними свои сексуальные потребности. Для спасения гостей Лот вместо них предложил им двух своих дочерей. Очевидно, гомосексуализм был хорошо известен древним евреям, поскольку он строго запрещается в Левите: «Не ложись с мужчиною, как с женщиною, это мерзость» (Лев. 18, 22). Ниже в качестве наказания за это преступление Левит предусматривает смерть: «Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость, да будут преданы смерти, кровь их на них» (Лев. 20,13).

Подобное отвращение к гомосексуализму питает и Новый Завет. Павел пишет: «Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники — Царства Божия не наследуют» (1. Кор. 6, 9-10). В другом месте Павел напоминает: «Подобно и мужчины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение (Рим. 1, 27). Ясно, что гомосексуалисты, подобно ворам и убийцам, обрекают себя на вечные мучения, и что единственным способом искупить свои грехи остается для них вера во Христа. [4]

Некоторые данные говорят о том, что, по крайней мере, у значительной части гомосексуалистов соответствующая склонность обусловлена генетически. Если это так, то гомосексуальная ориентация не является простым субъективным предпочтением и не может быть с легкостью устранена лечением или другими средствами. В любом случае, даже если ее возникновению содействуют факторы окружающей среды, сексуальная ориентация человека устанавливается на ранних этапах жизни и не может, после определенного момента, быть легко изменена. Установлено, что от четырех до десяти процентов населения являются гомосексуалистами. Независимо от того, является ли сексуальная предрасположенность генетической или нет, гомосексуалист не имеет достаточного контроля над своей сексуальной природой, вместе с тем он может организовать свою жизнь так, чтобы избежать беспорядочных половых связей, проявляя, таким образом, благоразумие и сдержанность. Многие психологи считают, что гомосексуализм является скорее всего необычной сексуальной ориентацией, а не патологией, но в любом случае он не подлежит моральному осуждению.

Значительная часть населения является, по-видимому, бисексуальной, то есть в состоянии вступать в половую связь с партнерами обоего пола. Пока еще не представляется возможным с точностью установить, является ли бисексуальность генетической предрасположенностью или простым субъективным предпочтением. Существуют доказательства в пользу первого.

Должна ли сексуальная ориентация являться личным делом человека, и должно ли быть позволено взрослым выражать свои сексуальные предпочтения в частной жизни? Гуманная сексуальная политика допускает сексуальную автономию, но только в отношении к взрослым и если она не вредит общему здоровью общества. Она признает добровольные гомосексуальные акты в частной жизни и допускает создание клубов и баров для общения гомосексуалистов.

Серьезной проблемой в контексте обсуждаемого вопроса является распространение болезней. Сексуальная революция произошла отчасти по причине распространения безопасных и надежных противозачаточных средств, исключающих возможность беременности, а также антибиотиков, способных излечить гонорею и сифилис. Однако интенсивное распространение СПИДа вызвало оправданную озабоченность общественным здоровьем. Если распространение болезни становится беспрепятственным и начинает охватывать население целых стран, общество имеет право регулировать виды поведения, являющиеся переносчиками болезни, и способствовать обучению безопасным сексуальным практикам. Заражение вирусом СПИДа вызвано не гневом Бога. Это не большее наказание за греховный образ жизни, чем заболевание раком или другими смертельными болезнями. Угроза СПИДа заставила гомосексуалистов отказаться от беспорядочных одноразовых контактов в пользу моногамных отношений, построенных на длительной и прочной основе.

Нельзя считать гомосексуалистов грешниками и безнравственными личностями или думать, что они лишены человеческих добродетелей. Неправда, что они — моральные распутники, способствующие разложению общественного уклада. В своем большинстве гомосексуалисты, как и другие люди, являются честными людьми, способными достичь этического совершенства и осознать правила морального поведения. Они способны быть и являются полезными, творческими и ответственными гражданами. Как таковые они заслуживают терпимого к себе отношения, а их право на частную жизнь должно соблюдаться также последовательно, как оно соблюдается в отношении остальных людей.

Проституция. Источники сексуальной аморальности вызывают особую озабоченность общества. В поле этой озабоченности входит проституция. Хотя можно доказывать, что проституция должна быть частным делом двух или более договаривающихся между собой взрослых, она становится делом общества, когда проститутка занимается торговлей своим телом на улице или в другом общественном месте и так или иначе содействует распространению болезней, либо увеличивает возможность заражения ими. В таких случаях проституция может нанести ущерб другим людям.

Государство должно контролировать проституцию для того, чтобы не допустить рабства, насилия и вовлечения в нее несовершеннолетних. Если два человека хотят вступить в сексуальный контакт, это является их частным делом, за исключением тех случаев, когда они нарушают общественные приличия и порядок. Во Франции и других странах для проституток созданы специальные дома (бордели или массажные кабинеты). Проституция становится делом общества только тогда, когда те, кто ею занимается, прибегают к таким преступлениям как кража или шантаж или когда они наносят ущерб неосторожным клиентам. В некоторых странах требуется, чтобы проститутки периодически проходили медицинский осмотр. Мы должны остерегаться воинственных призывов к полиции нравов уничтожить проституцию. Естественно, что здоровье является предметом общественной заботы, но вместе с тем мы должны допускать сексуальную свободу людей до тех пор, пока она не несет непосредственную серьезную опасность общественному здоровью. В то же время законодательный надзор или ограничения в этой область должны быть разумными.

Порнография. Другим предметом оживленных споров является порнография. Должно ли государство подвергать цензуре материалы, которые некоторые люди считают непристойными или которые направлены на удовлетворение похотливых интересов? В некоторых случаях критерий оценки может быть слишком узким, и рассудительные люди могут расходиться в вопросе о стандартах вкуса, правилах и границах приличия.

Мы должны проводить различие между публичной и частной функцией порнографических материалов. Нельзя настаивать на том, что любая и всякая публичная демонстрация сексуального поведения должна быть допущена без всякого контроля со стороны общества и государства. Некоторые виды публичного проявления сексуальности могут не только оскорблять чувства людей, но и нарушать общественный порядок. Привлекательные женщины, танцующие нагишом на Пятой авеню, могут вызвать раздражение у некоторых людей и стать причиной уличного затора, и общество имеет право запретить эти танцы. Подобное поведение в частном доме (с зашторенными окнами или закрытыми ставнями) должно находиться за пределами досягаемости закона. Почему бы не допустить порнографию в театрах и клубах, открытых для взрослых, которые заведомо знают о том, какого рода представления даются в закрытом помещении, и готовы платить за просмотр?

Должен быть наложен строгий запрет на любую попытку подвергать цензуре письменные материалы или художественное изображение. Люди должны иметь право читать и смотреть то, что они хотят, не опасаясь санкций и запретов со стороны Большого Брата. Трудно определить, где проходит граница непристойности. У одних людей может вызывать отвращение журнал «Хаслер», у других — «Плэйбой» и «Пентхаус». Некоторые возмущаются «Лолитой», «Улиссом» или «Мадам Бовари». Как относиться к скульптуре Давида Микеланджело или к обнаженным изображения на потолке Сикстинской капеллы в Ватикане? Как относиться к тем диалогам Платона, в которых он оправдывает гомосексуализм, или к Библии, в которой мы встречаем множество порнографических рассказов? Например, в книге Бытия мы можем прочитать о том, как дочери Лота напоили отца допьяна и затем спали с ним для того, чтобы родить ему сыновей. Причем, этот акт инцеста не подвергается в Библии никакому осуждению. Многие страницы Ветхого Завета посвящены той самой полигамии и внебрачному сожительству, которые многие считают пристойными. Должна ли Библия подвергаться цензуре?

Сексуальность является сферой глубокого и постоянного интереса людей. Даже если книга, журнал, песня, видеофильм или кинофильм удовлетворяют, прежде всего, похотливые интересы и при этом имеют низкую социальную, моральную, литературную, эстетическую, политическую или интеллектуальную ценность, все же это не является достаточным оправданием для их запрещения. Некоторые люди могут находить сексуальную порнографию интересной. Почему нельзя позволить им стимулировать свои эротические интересы, если они занимаются этим уединенно? Тех, кто питает к порнографии отвращение, нельзя силой заставлять смотреть или слушать ее. Но почему их вкусы должны диктоваться другим людям и определять, что им должно нравиться и от чего они могут получить удовольствие? В некотором смысле наиболее непристойной является та литература, в которой описываются бессмысленные убийства и отвратительные пытки. Тот же самый человек, который обрушивается на порнографию, может спокойно относиться к Рэмбо, уничтожающему сотни враждебных солдат, или к ковбою, беспорядочно убивающему индейцев. Почему нужно запрещать книги, фильмы и пьесы, которые рекламируют порнографию, а не те, которые пропагандируют ужас и насилие? Почему бы не подвергнуть цензуре порождающие иллюзии и заблуждения религиозные мифы, постоянно навязываемые различными шарлатанами ничего не подозревающей публике? Почему бы не наложить запрет на атеизм или богохульство? Почему особого осуждения должна заслуживать только одна сексуальность?

Разумеется, семья и государство обязаны ограждать от порнографии несовершеннолетних. Но смешно навязывать представления двенадцатилетнего ребенка всему взрослому населению. Многие цензоры исходят из убеждения в том, что большинство сексуальных изображений являются греховными и безнравственными. Наоборот, гуманисты убеждены, что в той степени, в какой эротика может способствовать человеческому счастью, государство не должно запрещать ее в литературе и искусстве.

В последние годы предмет спора стал запутанным из-за того, что некоторые феминистки заключили союз с силами, требующими установления цензуры. Эти женщины утверждают, что порнография является деградацией. Их беспокойство и отвращение можно понять.

Критике подвергается та порнографическая литература и фильмы, в которых женщина предстает как объект для удовлетворения мужской страсти и которые изображают акты насилия над женщинами. Очевидно, некоторые книги и фильмы могут считаться вульгарными и пошлыми. Но как тогда относится к хранящейся в Метрополитен музее картине «Похищение сабинянок» или к изложенной в Ветхом завете истории, в которой рассказывается об убийстве мидийских женщин и детей, уже познавших плотскую любовь? Многие люди не считают обнаженное тело свидетельством деградации нравов, но интересно, относится ли это к Венере Милосской или обнаженным телам на полотнах Рубенса. Все это дело вкуса. Проблема заключается в том, что если закон начнет навязывать чьи-то моральные стандарты литературе, искусству или средствам массовой информации, то тем самым права других на свободное чтение или развлечение будут нарушены.

Цензор говорит, что он хочет запретить только «грубую», а не «мягкую» порнографию. Но кто решит, какая порнография является «грубой»? Почему бы авторам и редакторам, продюсерам и зрителям не предоставить право самим определять, что они хотят опубликовать, инсценировать, читать или смотреть, а не навязывать всем и каждому узкие и однозначные стандарты морали?

Некоторые выступают против изображения в определенных журналах и фильмах детей и подростков в унижающих их достоинство сексуальных сценах. Те, кто используют детей в производстве подобных материалов, нарушают охраняемые законом права ребенка и должны преследоваться в судебном порядке, поскольку сексуальная свобода относится только к взрослым. Это распространяется и на фильмы, рассказывающие о жестоких убийцах. Тем не менее, одно дело преследовать по закону порнографов, совершающих криминальные действия, а совсем другое — запрещать уже опубликованную литературу.

Особым вопросом является порнография на телевидении, поскольку, в отличие от театра, вход в который на эротические представления строго ограничен, телевидение доступно каждому — достаточно легкого нажатия кнопки включения. Исключение может быть сделано только в отношении кабельного телевидения, за услуги которого человек платит отдельно. Точно также государство не должно запрещать продажу и покупку порнографических кассет. К сожалению, в большинстве стран средства массовой информации представляют собой замусоренное пространство, наводненное мелочной рекламой всего, что угодно: от пива до религиозного спасения. В свободном обществе, вероятно, лучшим решением является повышение уровня вкуса и интеллекта потребителей, авторов, редакторов и продюсеров, поскольку все мы ответственны за культивирование высших норм морали.

V. Репродуктивная свобода

Контроль за рождаемостью. Этот вопрос не заслуживал бы отдельного рассмотрения, если бы не существовали мощные церковные силы, которые пытаются запретить контроль людей за воспроизведением ими подобных. В частности, католическая церковь проповедует моральный кодекс, строго запрещающий применение противозачаточных средств, аборты, стерилизацию, искусственное осеменение, оплодотворение в лабораторных условиях и другие способы вмешательства в процессы деторождения. Она учит, что сексуальные связи должны быть ограничены традиционными способами воспроизводства потомства и с неодобрением относится ко всем другим формам сексуальности. Но люди достаточно разумны, чтобы самим решать, желают ли они и, если желают, то когда, заводить детей. Мужчины и женщины вступают в половую связь не просто ради зачатия детей, но также и для того, чтобы испытать эротическое удовольствие.

Это значит, что партнеры имеют право по своему желанию использовать противозачаточные средства. Поскольку ритмический, ориентированный на менструальный цикл, способ предохранения часто бывает ненадежен, можно пользоваться презервативами, колпачками, таблетками и диафрагмами. Партнеры, вступающие в половую связь, должны придти к согласию относительно того, как лучше избежать нежелательной беременности.

Аборт. Право на аборт включено в такие права человека, как право на частную жизнь и право свободно распоряжаться своим телом. В прошлом мужчины господствовали над женщинами экономически, социально и сексуально; обычно муж решал, когда должна родить его жена. Но внутриутробный плод развивается внутри тела женщины, а не мужчины, и никто, в том числе и общество не имеют права требовать от нее продолжения беременности, если она не хочет рожать детей.

Аборт является серьезной этической проблемой. Можно доказывать, что женщина не должна прибегать к нему, предварительно не продумав всех последствий этого шага и не посоветовавшись по своему желанию с мужчиной, «виновником» зачатия, если он, конечно, известен. Аборт — это средство решения проблемы, когда все остальные средства оказались неудачными или невозможными. Решение должно быть ответственным, принятым после тщательного и всестороннего рассмотрения всех альтернатив и последствий. Если женщина решилась на аборт, общество и государство не должны принуждать ее отказаться от него. Я не убежден, что бездумное применение аборта оправдано этически. Можно сказать, что при определенных условиях аборт является ошибкой, особенно, когда беременность началась как результат сознательного решения жены и мужа.

Тем не менее, именно женщина обладает окончательным и законным правом свободно распоряжаться своим телом. Аборт оправдан в тех случаях, когда женщина была изнасилована, когда ее зародыш страдает тяжелым физическим недостатком или обладает признаками вырождения, когда жизнь или здоровье матери находятся в опасности, когда женщина не замужем или не в состоянии обеспечить надлежащую заботу о своем ребенке. Общество не имеет права диктовать ей условия совершения аборта.

Оправдана обеспокоенность абортами, которые должны делаться на поздней стадии беременности, когда плод жизнеспособен и сможет жить вне тела матери. Я согласен, что за исключением экстраординарных ситуаций аборт должен быть сделан, если это возможно, до наступления четырех месяцев беременности. Трудно установить, когда зародыш или плод становится человеком, или когда начинается жизнь собственно человека. Безусловно, и это в последнее время начинает признавать даже католическая церковь, в течение первых трех месяцев со времени зачатия плод не является человеком. Точно так же четырехмесячный зародыш человека не обладает в полной мере теми же правами (в том числе и правом на жизнь), какие имеет уже родившийся ребенок. И все же, совершение аборта на последних месяцах беременности не представляется мне разумным.

Мне не кажется разумным ни безусловное отрицание абортов, ни их безграничное одобрение. Необходимо занять сбалансированную позицию и избегать крайних точек зрения. Верховный суд Соединенных Штатов полагает, что вопрос о начале жизни человека является метафизическим и что женщина имеет право на частную жизнь, и ей должно быть предоставлено право самой решать, следует ей делать аборт или нет. Эта позиция представляется мне наиболее разумной. Тех женщин, которые выступают против абортов, нельзя принуждать к нему, они имеют право следовать велениям собственной совести. Но та же свобода совести должна быть предоставлена и тем женщинам, которые не считают аборт убийством. Принцип терпимости особенно важен для плюралистического и демократического общества, уважающего право человека на автономию морального выбора.

Должны ли подростки иметь такое же право на аборт, что и взрослые? В последнее время возросло количество случаев беременности подростков и число детей, родившихся у молодых матерей-одиночек. Отчасти это происходит, вероятно, потому, что прежде женщины выходили замуж рано, как только они достигали того возраста, когда оказывались в состоянии рожать детей. Подростки, которые достигают половой зрелости в двенадцать, тринадцать или четырнадцать лет, интересуются сегодня сексом не более, чем в свое время интересовались их дедушки и бабушки, просто они женятся позже, чем их предки. На мой взгляд, было бы лучше, если бы молодые люди воздерживались от половых контактов до тех пор, пока не станут сексуально зрелыми и смогут лучше разбираться в отношениях между полами. Не достигшие совершеннолетия сексуально активные девушки имеют право на получение информации о противозачаточных средствах, и после соответствующих бесед со своими родителями и консультантами им должно быть позволено, если это возможно, делать аборт. Они имеют такое же право свободно распоряжаться своим собственным телом, как и взрослые.

Искусственное оплодотворение. Католическая церковь осуждает биомедицинские технологии, позволяющие бесплодным парам иметь детей: искусственное оплодотворение, оплодотворение в лабораторных условиях и суррогатное материнство. Церковная оппозиция руководствуется тем, что она считает «неизменными и нерушимыми божественными законами». По их представлениям, зачатие должно происходить только во время супружеского полового сношения, а деторождение может быть «осуществлено только в браке посредством характерных и исключительных актов между мужем и женой» [5]. Тем самым мужу запрещается мастурбация с целью получения спермы, а ученым и врачам — оплодотворение яйцеклетки внутри матки или в пробирке. Подобным образом осуждается женщина, которая соглашается оплодотворить свою яйцеклетку с помощью медицинской процедуры и вынашивать такого ребенка вплоть до срока окончания беременности.

Церковь выступает против использования «неестественных искусственных технологий», хотя сами священники пользуются такими искусственными вещами как вставные зубы и очки. Они объясняют это тем, что очки и вставные зубы улучшают природные процессы, тогда как противозачаточные средства препятствуют отправлению естественных функций организма. Если в качестве критерия наших действий использовать принцип «непрепятствия осуществлению естественных процессов», то тогда мы никогда не должны пить вина, поскольку оно может повредить наши познавательные способности, а космонавтам нельзя находиться на околоземной орбите или пребывать в невесомости, поскольку тем самым они пренебрегают естественным законом гравитации. К тому же искусственное оплодотворение является  не помехой, а способом улучшения природных процессов и функций.

Если единственно допустимым способом зачатия является осеменение женской яйцеклетки мужской спермой во время полового акта, то почему тогда Бог оплодотворил Деву Марию непорочным образом и пренебрег своим собственным естественным законом?

Репродуктивная свобода включает право на генетическую экспертизу. Сегодня можно установить пол зародыша и его генетические дефекты. Пара, получившая генетическую консультацию и посчитавшая, что состояние ее зародыша очень опасно, сама может решить, хочет она рождения ребенка или нет. Мужчины и женщины должны иметь право на экспериментальное обследование зародыша и аборт дефектного плода. Хотя Ватикан объявил, что он будет пытаться склонить законодателей различных стран к юридической защите божественного закона естественного оплодотворения, все эти усилия суть попытка нарушать право людей на частную жизнь.

VI. Забота о здоровье

Информированное согласие. Каждый находящийся в здравом уме взрослый имеет право сам решать, каким образом следует поступать в отношении его тела. Этот принцип имеет особый смысл в тех случаях, когда речь идет о принимаемом им способе медицинского лечения или уходе за здоровьем. Пациентов нельзя без их согласия лечить или принуждать к курсу лечения, вызывающему их возражение. Психически здоровые, разумно мыслящие и достаточно осведомленные взрослые пациенты должны давать свое добровольное согласие на курс лечения или обследование. Этот принцип предполагает, что человек способен принять такое решение, что он находится в сознании и управляет своими способностями. Он также означает, что человек способен принять такое решение, что он находится в сознании и управляет своими способностями. Он также означает, что решение должно быть компетентным, основанным на знании характера и особенностей протекания своей болезни и диагнозов симптомов, на анализе возможных осложнений при данном курсе лечения, а также на знании альтернативных методов лечения и вероятности его неудачи или успеха. Поскольку медицина во многом является искусством, основанным на исходящих из предшествующего опыта догадках, иногда нет уверенности в том, что применявшиеся способы лечения окажутся подходящими и в данном случае, тем не менее, право на окончательный выбор должно принадлежать пациенту, получившему компетентную консультацию.

В прошлом в медицине преобладал патернализм. Врач считал, что он лучше знает, что нужно его пациентам и сам назначал курс терапии, возможно, после консультаций с другими специалистами. Это была авторитарная модель отношения к пациентам. Право врача решать за пациентов основывалось на признании его образования, опыта и знаний: пациент был зависимым и пассивным объектом. Принцип информированного согласия предполагает, что пациент является автономным существом и что его отношение к врачам, клиникам или больницам основано на договоре. Любое решение в отношении его лечения должно приниматься с его согласия. Лучше, если этот процесс будет взаимным: врач предлагает решение, а пациент является окончательной инстанцией, которая его принимает или отклоняет.

Каждое общее правило имеет свои исключения. Этот принцип применяется тогда, когда есть время для принятия решения. В крайних ситуациях, если пациент находится без сознания и нет времени ждать, когда он придет в себя, врачи и медсестры должны посоветоваться с ближайшими членами семьи. В тех случаях, когда жизни больного грозит серьезная опасность, исключение должно быть сделано и из этого правила.

Информированное согласие имеет смысл только тогда, когда пациент способен понять, что ему угрожает, и если его выбор не был сделан во время тяжкого страдания или эмоционального стресса. Было бы лучше, если бы решение было разумным, основанным на свободно данном согласии. Это предполагает, что пациент действует по своей воле и способен сделать самостоятельный выбор. В некоторых случаях пациент может отказаться от знания всех деталей своей болезни и предоставить право решения врачу, который, как он думает, «знает лучше».

Должен ли врач всегда быть честным и откровенным со своим пациентом? На этот вопрос нельзя дать абсолютный ответ. При прочих равных условиях этот prima facie принцип должен направлять его поведение, но в некоторых случаях пациенты могут быть не в состоянии перенести неблагоприятный прогноз. Нужно ли сообщать ему о его болезни, если полная правда может принести ему психологический ущерб? Если врач знает пациента и его семью, то он может принять решения сообщить только ту информацию, которую пациент, как он думает, сможет безболезненно усвоить и принять. Правило быть правдивым является общим, но нужно сопоставить и взвесить эту обязанность с другими факторами.

Принудительное лечение (involuntary commitment). Должен ли пациент помещаться в госпиталь без своего согласия на это? Должен ли он принуждаться к лечению? В принципе, нет. Но из этого правила могут быть исключения, в частности, в отношении к психически больным, чьи умственные способности могут быть настолько повреждены, что они не в состоянии принять разумного и компетентного решения. Если эмоционально неуравновешенный или психически ненормальный человек отказывается от лечения и при этом может нанести вред себе или другим, он может быть временно помещен под наблюдение или подвергнут лечению, но только до того времени, пока его душевное равновесие не восстановится. В репрессивных обществах существует опасность использования принудительного лечения для наказания инакомыслящих и фактического помещения их в тюрьму. Общество должно терпимо относиться к индивидуальным особенностям людей, не наклеивать на человека с отклоняющимся или необычным поведением ярлык «сумасшедшего».

Некоторые люди могут слишком плохо себя чувствовать, чтобы быть в состоянии определить нужный для них способ лечения, и при этом сопротивляются усилиям своего врача и родственников обеспечить надлежащий уход за ними. Права душевнобольных быть защищенными от принудительной изоляции или насильственного лечения должны неукоснительно соблюдаться. Томас Цац (Szasz), один из лидеров движения против принудительного лечения, правильно указал на то, что в прошлом психиатрические больницы часто функционировали как тюрьмы и что права их пациентов грубо нарушались [6]. К пациентам, которые не могли защитить свое тело от грубого насилия и были лишены чувства собственного достоинства, регулярно применялись лоботомия, шоковая терапия и другие сомнительные формы лечения. Психоаналитики и психиатры не должны рассматриваться как непогрешимые жрецы, суждения которых не могут быть подвергнуты сомнению.

Не нужно быть абсолютистом: некоторые пациенты не в состоянии сами позаботиться о себе и в тоже время сопротивляются любому лечению и помощи. В таких случаях по совету двух или более психиатров или врачей и по решению суда эти пациенты могут быть временно помещены в больницу ради их собственного блага или общественной безопасности, но должны быть освобождены после определенного периода времени. Общество оказалось бы беспомощным, если бы не практиковало принудительные способы опеки над такими пациентами. Известно множество трагических случаев, когда родители или родственники не смогли получить помощь и защититься от людей, страдающих тяжелыми формами шизофрении или сумаcшествия.

Принцип информированного согласия не применяется к маленьким детям, людям с сильно замедленным развитием или пациентам, находящимся в коматозном состоянии или в состоянии старческого маразма. В таких случаях в выборе возможного курса лечения должны помочь родственники или законные опекуны.

Принцип информированного согласия предполагает некоторый уровень медицинской образованности пациента. Идеалом явилось бы распространение необходимой научной информации среди всех членов общества. Они должны были бы осознать факт, что каждый из них в отдельности и все они вместе ответственны за свое собственное здоровье и за здоровье общества. За медицинское лечение должны нести взаимную ответственность и врач, и пациент.

VII. Право на смерть

Добровольная эвтаназия. Информированное согласие становится все более необходимым сегодня в связи с огромными успехами в развитии медицинской технологии, которая позволяет врачам сохранять жизнь тем пациентам, которые в ином случае могли бы умереть. Часто возникают вопросы: когда врачи должны прекратить лечение? что если пациент не хочет жить? должны ли врачи интенсифицировать лечение пациента против его воли? должны ли они позволять пациенту умереть или даже ускорить его смерть, если он этого требует? Термин «эвтаназия» буквально означает «легкая смерть». Должны ли мы освобождать людей от страданий, помогая им умереть?

Я смею полагать, что эвтаназия допустима и, вероятно, даже этически оправдана, но только в тех случаях, когда (а) пациент умирает от смертельной болезни или случая; (б) он испытывает невыносимую боль или страдание; и когда при этом (в) пациент находится в здравом уме, компетентен и осведомлен о своем состоянии и (г) его выбор доброволен.

Пассивная эвтаназия просто означает недопустимость использования для сохранения жизни больного экстраординарных и чрезвычайных средств, если он не хочет их применения. Она также предполагает прекращение дальнейшего лечения за исключением того, которое уменьшает боль. В этих случаях по желанию пациента должны быть прекращены даже внутривенные вливания и искусственное питание, при этом нельзя предпринимать попыток воскрешения человека, если его сердце или легкие перестали работать. Если пациент может выписаться из больницы для того, чтобы умереть дома, то ему нельзя препятствовать в этом. Добровольная эвтаназия в настоящее время является этическим принципом, широко принятым в цивилизованном обществе. Признание этого права было достигнуто только после трудной борьбы с его противниками. Но оно все еще испытывает сопротивление со стороны абсолютистов, считающих, что только Бог может решить, когда человеку можно умирать. Некоторые из них даже говорят, что страдание добродетельно, поскольку Христос испытывал на кресте тяжкие мучения и агонию. В ответ на это можно сказать: те, кто желают испытывать страдания в надежде на загробное воздаяние, вольны их испытывать, но те, кто хочет умереть с достоинством и с наименьшими страданиями, также имеют на это право.

Таким образом, мы должны признать правомерным желание человека выбирать пассивную эвтаназию, а не продолжение агонии. Здесь уместен принцип благодеяния. Мы должны быть добрыми и сострадательными и делать все возможное для уменьшения боли или страдания человека. Известно много ужасных историй о пациентах, которые после клинической смерти были оживлены против их воли и в результате этого в течение недель и месяцев испытывали тяжелые мучения. Их жизнь поддерживалась медиками, упорно верившими в то, что их первоочередная задача состоит в сохранении жизни пациента. Все мы согласны, что наша моральная обязанность состоит в недопущении жестокого обращения с животными и милосердном прекращении их страданий, если они смертельно ранены или умирают. Разве мы должны делать меньше для наших ближних, умоляющих нас облегчить их страдания и позволить им умереть?

Во многих случаях лечение больных вопреки их воли оборачивается для них жестоким и изощренным истязанием. Известен случай с Дональдом К., который во время взрыва получил сильные ожоги и ослеп, а его конечности были ампутированы. Несмотря на его сопротивление, он каждый день насильно помещался в хаббардовскую ванну (Habbard bath), в которой испытывал тяжкие мучения. Дональд был в состоянии выдержать сильные страдания, но он протестовал против нарушения его личной неприкосновенности [7]. Другой известный случай связан с врачом, который был смертельно поражен причинявшим ему неимоверные страдания раком. Зная о своем диагнозе, он требовал прекращения лечения. Однако врачи боялись следовать его желаниям и искусственно поддерживали его жизнь в течение некоторого времени. Он гневно и отчаянно просил врачей позволить ему умереть, что, в конечном счете, и случилось, несмотря на все усилия его спасти [8].

Задача врача заключается в применении своих профессиональных знаний и умений до тех пор, пока это возможно. Моральная проблема состоит в том, что врач не имеет права решать за пациентов вопрос об их праве на жизнь и на смерть. Если пациент безнадежно болен, врач имеет prima facie обязанность с уважением отнестись к воле пациента. Он может нарушить ее только по веским этическим причинам.

В своем выборе врач должен руководствоваться другим этическим принципом: несовершение должностного преступлен (nonmalfeasance). Врач обязан не причинять вред пациенту, а сохранение пациенту жизни против его воли является одной из форм вреда. Жизнь не всегда лучше, чем смерть. Силой принуждая пациента жить и терпеть продолжительные страдания, врач тем самым наносит ему вред. Хотя, конечно, основным принципом в данном случае является уважение права человека свободно распоряжаться своим собственным телом.

Активная эвтаназия может применяться в тех случаях, когда пациент требует не просто прекращения лечения, но и ускорения его смерти. Нужно ли соглашаться с его желанием и помогать ему умереть? Или, кроме того, ускорение смерти является здесь правом и пациента, и врача? В некоторых трагических случаях люди чувствуют свою обязанность помочь умереть любимому человеку, который просит об этом. Особенно тогда, когда умирающий является членом семьи. Абсолютисты считают это убийством. Предоставление пациенту помощи и возможности убить себя осуждается ими как соучастие в самоубийстве.

Мы необходимо стоим перед моральной дилеммой: если обследование показало неизбежность смерти и если жизнь человека стала непрерывной цепью мучений и страданий, то почему нужно заставлять пациента жить? Если признаются этические основания за пассивной эвтаназией, то почему их должна быть лишена активная эвтаназия? Если человека нельзя оживить или если его жизнь невозможно поддерживать и сохранять приемлемым для пациента образом, то можем ли мы ускорить его смерть с помощью слишком большой дозы морфия? Должны ли близкие человека в таких случаях активно прерывать его жизнь? Это зависит от конкретных обстоятельств и воли самого умирающего. Возможно, для этой цели человек попросит для себя определенное медицинское средство. Но будет лучше, если человек, который хочет умереть, сам назначит его себе. «Проси не о том, чтобы я нанес тебе рану, а о том, что убьет тебя».

Но если человек, которого я люблю, не способен выпить яд ила впрыснуть себе в вену смертельную дозу лекарства? Что тогда? У меня нет ответа на этот ужасный вопрос. Одни могут не пожелать участвовать в смерти другого человека, другие убивают своих ближних потому, что настолько их любят, что не могут спокойно выносить их страданий. Один мужчина застрелил свою жену, которая тяжело страдала от мучительной неизлечимой болезни. Другой молодой человек, брат которого был полностью парализован в результате несчастного случая, был не способен сопротивляться его просьбам и сделал тоже самое. Известен случай Деррика Хамфри (Humphrey) и его жены Джин, которая, зная, что она умирает от рака, попросила принести ей яд, который и выпила затем [9]. В Нидерландах существуют санитары и врачи, которые по требованию умирающего пациента помогают ему покончить со своей жизнью.

Каждая дилемма уникальна, каждый человек непохож на другого. Одни люди могут найти в себе силы для того, чтобы никогда не хотеть смерти, бороться против нее, наслаждаться каждым мгновением вплоть до последнего. Другие, чувствуя свою беспомощность и, желая уменьшить свои страдания и страдания своих родственников, могут пожелать ускорить свой конец и попросить об этом помощи у своих близких.

Конечно, здесь существует большая опасность, которую общество должно осознать. Прежде всего, мы не должны препятствовать усилиям медиков найти новые способы спасения и сохранения жизни. Признание поражения может подорвать упорство врачей, занятых поиском новых лекарств и способов лечения. Говоря об эвтаназии, я, конечно, имею в виду безнадежные случаи, в той степени, в какой мы можем определить, что они безнадежны. Тем не менее, что-то мешает больницам соответствующим образом оборудовать палаты для умирающих. Вместе с этим существует (не без некоторых оснований) опасность того, что в глазах общества врачи будут выглядеть палачами, если в определенных случаях они будут давать пациенту смертельную дозу яда.

По-видимому, будет лучше, если мы оставим эти вопросы для частных дискуссий между пациентами, семьями и врачами и не будем делать каждый случай предметом публичного обсуждения. В прошлом врачи сами принимали и осуществляли свои решения, бесчисленное множество случаев тихой (silent), активной и пассивной эвтаназии происходило без всякой публичной огласки и контроля. Сегодня это трудно выполнимо по причине существования строгого общественного надзора и страха врачей перед судебным преследованием за противозаконные действия.

Нужно избегать риска злоупотребления эвтаназией. Всегда существует опасность, что кто-то из-за наследства соблазнится ускорить смерть тетушки Милли без ее согласия. Более того, проблема состоит также в том, что люди могут неправильно оценить состояние здоровья и слишком поспешно сделать вывод о том, что они неизлечимо больны. Некоторые люди имеют низкий порог боли и могут захотеть умереть раньше, чем начнутся их страдания, даже если прогноз относительно их выздоровления оказался благоприятным. Поэтому общество должно осторожно относиться к требованиям в поддержку эвтаназии.

Тем не менее, я хотел бы сказать, что к праву на эвтаназию нужно относиться с уважением и в то же время со всеми мерами предосторожности. Кроме всего прочего, она должна основываться на информированном согласии, решение о ней не должно приниматься в спешке или по принуждению. Оно должно быть продуманным и приниматься после некоторого промежутка времени. Вопрос усложняется в случаях, когда человека неожиданно парализует, или он находится в коматозном состоянии, и мы не можем с достаточной ясностью понять его желания. Отец моей жены, семидесятисемилетний энергичный француз, отличавшийся хорошим здоровьем. внезапно был разбит параличом. Он был не в состоянии управлять своим телом или говорить. Он оставался в таком состоянии около четырех месяцев. Медицинские приборы показали, что повреждения мозга столь обширны, что шансы на его выздоровление равны нулю. Среди католиков Южной Франции нельзя было даже произносить слово эвтаназия. Поэтому гордый и уверенный в себе мужчина страдал до самого конца, перенося боль с чувством собственного достоинства и почти без страха перед смертью. В этой ситуации нельзя было спросить у него, хочет ли он жить или умереть. Нужно ли его оживлять? (Временами он приходил в сознание.) Нужно ли убрать поддерживающие его организм трубки? (Было видно, что они причиняли ему боль) Для человека, попавшего в такое положение, возможно два выхода. Первый заключается в том, чтобы напрячь свою жизненную волю и выдержать жестокие удары судьбы. Второй связан со стремлением больного переложить всю ответственность за свою судьбу на окружающих людей.

Сложность ситуации состоит в том, что в некоторых случаях нельзя узнать, обречен пациент или нет. Может обнаружиться новое лекарство, или пациент соберется с силами и заставит себя выжить и проживет потом долгие годы приятной и благополучной жизни. Ошибки при выборе того или иного решения совершались в прошлом и, без сомнения, будут еще делаться в будущем. В данном отношении весьма показателен случай с известным американским философом Сиднеем Хуком, пережившим тяжелый и очень болезненный сердечный приступ. Он посчитал, что жизнь его подошла к концу и стал уговаривать свою жену и детей, чтобы они помогли ему умереть. Это решение было основано на его вере в этичность эвтаназии. Но его семья отказалась следовать его желаниям. Хук пережил кризис и прожил еще несколько лет продуктивной жизни, за которые ему были благодарны те, кто близко его знал. Все же в статье, написанной через несколько лет после этого сердечного приступа, он писал, что его требование не должно было отвергаться и что, если он снова попадет в такую ситуацию, ему должно быть позволено умереть. Исключение, пишет он, не должно составлять правило. Он настаивал том, что решение о смерти должно приниматься им самим [10]. И все же в подобных ситуациях люди обычно зовут на помощь своих близких и врачей. Тогда и возникает множество важных вопросов: этично ли самоубийство в определенных клинических случаях? Обязаны окружающие помогать смертельно больному человеку убить себя. Должны ли они препятствовать пациенту покончить со своей жизнью?

Самоубийство. Право на самоубийство крайне спорно, особенно если оно замышляется молодыми людьми. Религиозные моралисты настаивают, что только Бог может определить, должны ли мы умереть или продолжать жить. Этот аргумент поверхностен, ибо тогда мы не должны пытаться предотвратить смерть, а медицинская наука обязана самоупраздниться, поскольку врачи не должны препятствовать воле Бога. Если бы это было так, то никто не мог бы совершить самоубийство ради своих идеалов. Японцы возвеличили харакири, а такой воин, как Мишима, превозносил самоубийство в числе самых высших добродетелей. Философы от Сократа до Шопенгауэра доказывали допустимость той или иной формы самоубийства, совершаемого на основе продуманного выбора.

В последние дни своей жизни приговоренный к смерти афинянами Сократ рассуждал о том, должен ли он бежать из Афин, как убеждали его друзья и ученики, или остаться в тюрьме и подчиниться несправедливому приговору. Сократ отклонил предложение своих учеников бежать и жить в изгнании. Приговоренный выпить яд, он добровольно выбрал свою смерть в том смысле, что отказался нарушить закон Афин и стать непослушным гражданином. Он не боялся смерти. Никакое зло не может случиться с правильным человеком, сказал Сократ, указав тем самым на существование личного бессмертия [11]. Другие философы также приходили к выводу, что иногда смерть лучше, чем жизнь. Свободная, зрелая, разумная личность может при соответствующих обстоятельствах совершить самоубийство.

Должен сознаться, я лично думаю, что самоубийство является выражением совершенного безрассудства. Если жизнь – единственное, что у нас есть, и если мы не верим в бессмертие, то мы должны стремиться продолжать жить по мере своих сил и способностей. Жизнь слишком драгоценна, щедра и интересна, чтобы прерывать ее преждевременно. Всегда существуют перспективы на завтра и надежда на новые творческие свершения, удачу и наслаждение. Таким образом, я думаю, что желание самоубийства ужасно, и я не могу найти почти никаких оправданий для него. В таких случаях мы спрашиваем: где мы допустили ошибку? Почему мы не смогли понять и помочь самоубийцам? И наоборот, какой странной должна казаться находящемуся в расцвете сил человеку сама мысль о самоубийстве. Мой друг, Пит Хейн Хоубенс, замечательный молодой редактор и влиятельный нидерландский журналист, интересовавшийся парапсихологией и написавший несколько важных статей на эту тему, покончил жизнь самоубийством. Все его приятели и коллеги были ошеломлены, в частности, еще и потому, что ему не было и сорока. Позже мы узнали, что он многие годы страдал депрессией и несколько раз признавался своей жене, что когда-нибудь покончит с собой. Когда он совершил самоубийство, его близкие друзья были подавлены чувством беспомощности перед этим его актом отчаяния.

Я не могу найти почти никаких оправданий таким поступкам. Мы несем prima facie обязанность продолжать жизнь не только перед собой, но и перед окружающими нас людьми. Совершая самоубийство, мы причиняем боль и предаем тех, кто любит нас. Я не абсолютизирую свою точку зрения. Могут найтись люди, которые посчитают свою личную жизнь столь невыносимой, столь безвыходной и безнадежной, что не смогут найти для себя другого выхода, кроме как покончить с собой. Конечно, я не буду поступать так. Но это не значит, что я должен пренебрежительно относиться к решению о самоубийстве, ведь, в конце концов, оно может быть принято человеком, который ответственно взвесил свои альтернативы, ценности и обязанности и пришел к выводу, что будет лучше, если он уйдет из жизни. Но все же в личном каталоге добродетелей и пороков я рассматриваю самоубийство как величайший грех, какой только человек может совершить против самого себя. Но ведь правда и то, что мы едва ли в состоянии измерить всю глубину человеческого отчаяния и мотивы, ведущие личность к саморазрушению. Несомненно, некоторые формы депрессии являются химическими по своему происхождению. Некоторые формы психического расстройства могут так глубоко подточить здоровье человека, что он будет не в состоянии найти разумный выход из создавшегося положения и превозмочь недуг. Но для тех, кто может совершить самоубийство и совершает его, у меня нет слов в их защиту.

У этой проблемы есть и другая сторона: должно ли самоубийство объявляться вне закона? Я полагаю, что да, но только в той степени, в какой процесс его совершения может принести вред другим людям. Например, если кто-то намеревается броситься вниз с крыши небоскреба, здания Центра мировой торговли и тем самым поставит под угрозу жизни находящихся внизу пешеходов, должны ли мы попытаться остановить его? Конечно да. Убеждениями и уговорами мы должны отговорить его от этого решения. Должны ли мы прочистить желудок человека, который выпил яд? На этот нелегкий вопрос я снова отвечу — да. Мы можем не знать причин, побудивших его совершить самоубийство, и, возможно, наше сострадание поможет ему вернуться к жизни. Может быть, он будет благодарить нас за свое спасение.

Если человек уже совершил самоубийство, то мы ничем уже не поможем. Но эмоциональное истощение и неудачная попытка самоубийства говорят о том, что человеку требуется поддержка. Мы должны, если мы можем, попытаться изменить его мировосприятие и вернуть его к осмысленной и плодотворной жизни.

На мой взгляд, оправдания заслуживают такие формы самоубийства, как активная или пассивная эвтаназия. Но эти действия совершаются, когда человек уже умирает, когда он испытывает нестерпимую боль, и жизнь не приносит ему никакой радости. В такой ситуации самоубийство может рассматриваться как этически оправданный поступок.

Другим случаем оправданного самоубийства является ситуация абсолютной беспомощности, когда люди, загнанные в угол, подвергаются невыносимым пыткам и уверены, что их ожидает смерть. Я думаю о многих трагических случаях самоубийства во время Второй мировой войны, когда люди были доведены до отчаяния нацистами или японцами и при входе в комнату пыток или газовую камеру решали ускорить смерть, чтобы покончить со своими страданиями или не допустить окончательной власти врагов над своей жизнью. Я полагаю, что в такой ситуации разумный человек мог прийти к выводу, что быстрая смерть лучше, чем медленное и мучительное умирание.

Детоубийство. Иногда встает вопрос детской эвтаназии, хотя дети не способны решать такие вопросы за себя. Что нам делать, когда рождается физически ущербный, генетически дефектный или просто отсталый ребенок? Всегда ли допустимо прерывать его жизнь? Оправдано ли детоубийство? Многие общества прошлого его практиковали. Древние греки, например, приносили нежеланного ребенка на гору и оставляли его там умирать. Если известно, что ребенок, который должен родиться, генетически дефектен, лучше всего сделать аборт. Правда, знание о его дефектности не всегда может быть получено.

На мой взгляд, замедленное развитие ребенка не является достаточным основанием его убийства. Мы должны оберегать и защищать невинную человеческую жизнь и пытаться помочь этим несчастным детям через любовь и воспитание раскрыть имеющиеся у них способности. Будучи человеческими существами, они имеют право на равное достоинство и ценность. Они имеют не меньше прав на моральное уважение, чем нормально развивающиеся дети.

В некоторых случаях ребенок может быть обессилен тяжелой болезнью или дефектом, диагноз которого говорит о том, что ребенок умрет, если не произойдет хирургического вмешательства или если ему не будет обеспечено долговременное и интенсивное лечение. Если хирургическая операция или усиленная забота могут привести к желаемому результату, то мы должны прибегнуть к ним и даже обязаны удостовериться в их эффективности. И только если ребенок слишком уродлив и не способен существовать без специального оборудования и в любом случае должен умереть еще в раннем детстве, мы можем допустить его смерть. Подходящий образ действия состоит здесь в отказе от лечения и следования природе. Сохранение ребенку жизни означало бы продление его физических страданий. Здесь должны применяться этические принципы благодеяния (мы должны действовать из чувства доброты и предотвращать дальнейшие боли и страдание) и непричинения зла (мы не должны стремиться причинить ребенку вред). Право этого тяжкого выбора между жизнью и смертью должно быть предоставлено родителям после их приватной консультации с врачами. Конкретные случаи, когда встает вопрос о сохранении жизни детям, не должны становиться предметом публичного обсуждения.

VIII. Добровольные объединения

Люди имеют право вступать во взаимоотношения с другими людьми на различных общественных уровнях. В том числе они имеют право добровольно объединяться и собираться вместе с людьми, которые разделяют их интересы и образ мысли. Эти взаимоотношения могут принимать любую форму от небольшой семьи до клуба, приватного общества, школы, политической партии или корпорации. Когда такие объединения становятся многочисленными и начинают влиять на все общество, их деятельность может регулироваться и контролироваться. Такие объединения не освобождены от соблюдения законов, и независимо от того, выполняют ли они общественную или квазиобщественную функцию, они не имеют права отказывать в членстве людям на основании цвета их кожи, мировоззренческой и религиозной ориентации или национальности.

IX. Личная собственность

Сфера частного поведения включает право на частную собственность и на использование личного имущества по своему желанию, если это не препятствует или не нарушает права других. В личную собственность входит одежда, мебель, средства передвижения, дома, частное дело и частные служебные помещения. Право на собственность ограничено правилами, регулирующими ее использование. Собственность должна быть законно приобретена путем покупки или получена по наследству, распоряжаться ею следует также по закону. Общество может ограничить способы приобретения имущества (мошенничество, например, незаконно). Более того, оно может обложить налогом богатство, прибыль и наследство и в некоторых случаях ограничить некоторые виды предпринимательской деятельности. Я ограничиваю свое обсуждение рассмотрением частной собственности, исключая из него кооперативные виды собственности, которые включают в себе элементы общественной собственности, хотя временами трудно провести различие между этими двумя видами собственности. Во имя общего блага общество имеет право регулировать владение и использование собственности, особенно если в процесс его производства, распределения и потребления включены другие люди. Спор между капиталистической и социалистической моралью не будет интересовать нас. Некоторые социалисты стремятся ограничить частную собственность, но даже им должно быть ясно, что государство не должно лишать своих граждан их личной собственности.

Демократические общества признают и уважают права распоряжаться своей собственной жизнью, иметь свои ценности и преследовать свои цели и задачи. Они стремятся поддержать тенденции к увеличению свободы индивидуального выбора, совместимой с общественным порядком и общим благом. Необходимой предпосылкой свободного выбора является право на частную жизнь. Лучшим являет общество, стремящееся культивировать автономию свободного выбора. Такое общество предполагает, что его члены суть ответственные моральные агенты, что они в состоянии вести себя морально и что они способны признавать и уважать права других. Нет гарантии существования такого порядка вещей, поскольку этические действия совершаются не в вакууме. Врагами свободного общества являются люди, бесчувственные к нуждам других, индивиды, сосредоточенные исключительно на своих собственных удовольствиях и наслаждениях и стремящихся к власти и славе за счет других. Поэтому жизненно необходимо, чтобы гуманное общество делало все возможное для воспитания в своих гражданах добродетелей и моральных качеств, для того чтобы они смогли прожить ответственную и достойную жизнь.

Примечания

1. John Stuart Mill, On Liberty.
2. Robert Nozick, State, Anarchy, Government (Cambridge: Harvard University Press, 1974).
3. John Money, The Destroying Angel (Buffalo, N.Y.: Prometheus Books, 1985), Chapter 17.
4. Gerald Larue, Sex and the Bible (Buffalo, N.Y.: Prometheus Books, 1985), Chapter 22.
5. “Instruction on Respect for Human Life in Its Origin and on the Dignity of Procreation: Replies to Certain Questions of the Day”, Cardinal Joseph Ratziger and Archbishop Alberto Bovone (The Vatican), February 22, 1987.
6. Thomas Szasz, The Therapeutic State (Buffalo, N.Y.: Prometheus Books, 1984); Thomas Szasz, The Theology of Medicine (New York: Harper and Row, 1977).
7. C. Levine and R.M. Veatch, Cases in Bioethics: The Hastings Center Report (Hastings-on-Hudson, N.Y., 1982).
8. Ibid.
9. Derrick Humphrey and Ann Wickett, Jean’s Way (London: Quartet Books).
10. Sidney Hook, “In Defense of Voluntary Euthanasia”, New York Times, March 1, 1987.
11. Plato, Crito, Phaedo