Российское гуманистическое общество

www.humanism.ru

1.2. Метафизические аспекты опознания неизвестности

Трансцендентное и трансцендентальное

Путаница возникла, когда под метафизикой стали понимать метод, противоположный диалектике, хотя предмет последней не только чувственная, но и сверхчувственная реальность. И в этом отношении она ничем не отличается от метафизики. Вообще, метафизическая реальность или метафизическое – это достопочтенные области действительности, которые достойны глубокого изучения, поскольку все, что доступно научному эксперименту – это пока (или может быть навсегда) крайне маленький освоенный островок мировой действительности. Но по-своему доступна она прежде всего на уровне метафизических предположений, вопрошаний, тревог…

И. Кант под метафизическими понимал любые суждения, не основывающие на чувственных данных. Но наряду с гносеологической он допускал и онтологическую (практическую) интерпретацию действительности как сверхчувственной реальности и оценивал ее как первичную, определяющую мир чувственных явлений, именуемых феноменами, тогда как сами эти вещи в себе оказались метафизическими явлениями – ноуменами. Другими словами, ноуменальная реальность, которая аффицирует нашу чувственность, т.е. воздействует на нее, остается непостижимой ни для чувств, ни для теоретического разума. Содержание ощущений остается заведомо темным, бесформенным, т.е. неизвестно чем. Характерно, что де-факто Кант предлагает определенную трактовку неизвестности, которая хотя и воздействует на наши органы чувств, но остается в себе как вещь в себе, т.е. не переходит в сферу, по крайней мере, теоретического знания. Фактически Кант вольно или невольно поставил вопрос о действительности неизвестности как вещи в себе, заведомо лишив ее всякого реального гносеологического статуса, если не считать ее роли как пускового механизма познания, катализатора, с которым ничего не происходит в процессе познания. Тем самым он как бы подчеркнул исключительно «онтологический» статус неизвестности, точнее, ее статус как действительности, поскольку если она как-то и проявляется, то только воздействием на наши органы чувств. (Видимо, он явно сузил сферу проявления, воздействия неизвестности на человека, ведь, по сути, в нем нет ничего такого, чего неизвестность не может касаться, с чем она не может взаимодействовать.) Следующие отсюда экспликации весьма заманчивы, но они завели бы нас далеко в сторону.

Таким образом, речь идет о метафизическом уровне познания. Уточним в этой связи, что такое метафизика в качестве человеческих процедур. Метафизический дискурс в его традиционном смысле – это рассуждения об абсолютном мировом целом, недоступном никакому чувству, о свободе воли, Боге, вечности, бесконечности, смысле жизни, истине т.д. Хотя такого рода дискурс заведомо вненаучен, Макс Планк говорит, что «точная наука никогда не может обойтись без реального в метафизическом смысле». До него П. Лавров подчеркивал, что «теоретический и практический миры остаются неизвестными по их сущности и представляют для человека совокупность познаваемых явлений с непознаваемою подкладкою»[1].

В связи со сказанным необходимо упомянуть категории трансцендентального и трансцендентного. Такие реальности, которые выходят за содержание опыта и ассоциируются, по Канту, с так называемыми априорными (доопытными) формами чувственности (время и пространство), также как и схемами и категориями рассудка, называются им трансцендентальными.

Выше, точнее, вне и за рамками трансцендентального простирается то, что выходит за границы возможного опыта, т.е. трансцендентное. Любопытно, что исключительная серьезность Канта не позволила ему сказать, что трансцендентное – это область невозможного или неизвестного опыта. А жаль… Так оказалось, что любой не теоретический опыт стал табуированным в смысле познания, нарочито недоступным (теоретическому) познанию, точнее исключенным из него[2].

И. Кант сделал очень много для осмысления действительности неизвестности, хотя можно предположить, что сам он едва ли ставил перед собой такою задачу. Вместе с прагматистами он показал, что неизвестность самым очевидным образом мотивирует познание. Не давая ему никакого известного содержания, и вообще не даваясь ему внутри познавательной ситуации, она, тем не менее, оказывает влияние самим своим неизвестно каким присутствием, причем практически неумолимым и неустранимым образом. Если есть человек как познающее, то весь его познавательный аппарат уже обнимается неизвестностью, в частности тем, что Кант назвал аффицированием. Неизвестность действует на человека как познающее существо, мотивируя, возбуждая, подобно катализатору, приводя в действие механизм познания. Неизвестность как таковая предстает не как что-то гносеологическое, а как действие субстанциальной действительности, оставаясь за пределами ощущений или мышления, т.е. не входя в них, а действуя на их внешних границах.

Живя «бок о бок» с реальностями вещей в себе, мы трансцендируем к ним и тем самым осваиваем их в силу природы нашего теоретического разума. Но осваиваем то, что оказывается не неизвестностью, но бытием или ничто. Тогда как в качестве самой себя (вещи в себе) реальность, действительность неизвестного остается трансцендентной. Можно сказать и более определенно: неизвестность как действительность остается неизвестной, но ее действия, по крайней мере, в своих вторичных, третичных и т.д. трансформациях схватываются нами вместе с тем знанием, известным относительно бытия и ничто, которое оказывается в наших руках вместо неизвестности как таковой.

У Канта интересно и то, что свободы, ноуменальное и метафизическое, которые мы ищем и полагаем для себя, чтобы стать людьми, чаще всего ищутся через выхождение человека за свои собственные рамки или границы теоретического разума и «возможного опыта». Такова судьба всякой физикалистской или религиозной редукции. Но как бы то ни было, это выхождение человека из себя и стало называться трансцендированием.

При этом важно понимать, что, хотя по своему смыслу слово «трансцендирование» есть «выхождение», преодоление (в данном случае человеком) самого себя, это не означает, что трансцендируют куда-то, к чему-то так, как, скажем, выходят из комнаты в коридор. Эта странная вещь описывается в философии как трансцензус. Мы трансцендируем, «выходим из себя». Но куда? Никуда. В том смысле, что сами из себя в полной степени мы не выходим, так же как и целиком никуда не входим. Если таковое происходит, то результат здесь однозначен – наступает исчезновение человека. Он выплескивается из себя и, как стакан, нечаянно выпущенный из руки человека, выливающего недопитый чай, разбивается на мелкие осколки.

Существует еще один, мистико-религиозный смысл трансцензуса. В этом понимании процедура трансцендирования состоит в том, что я выхожу к каким-то иным реальностям, которые отличаются от природных и мирских только тем, что они – святые, сверхъестественные. Я погружаюсь в них целиком и, применительно к основным мировым религиям, признаю при этом не только свою деривативность (выводимость и производность) от этого рода трансцендентного и свое подобие им, но не свою автономию, свободу и субстанциальность. В отличие от всех других видов трансцендирования я получаю здесь шанс – в обмен на субстанциальность и все вытекающие из нее возможности – обрести благую вечную жизнь в лоне высшего по отношению ко мне существа или субстанции.

Значит, с этой точки зрения, «рядом», точнее «над» (в смысле «сверх») и одновременно «под» (в смысле «в качестве первоосновы») какими-то обычными, посюсторонними вещами должны полагаться еще какие-то другие, особые, сверхприродные, или сверхопытные «вещи».
Еще одно предварительное замечание относительно понимания метафизики обусловлено тем, что речь идет о метафизических приемах освоения неизвестности и потому носит методологический характер.

Говоря о неизвестности как действительности, нельзя не признать, что многие суждения о ней имеют метафизический характер. Возникает вопрос о статусе такого рода утверждений, их доказательной силе или достоверности. Здесь для простоты приходится обратиться к тем соображениям, которые приводятся в книге «Твой рай и ад»: «Обращение к метафизическому способу познания означает выход на границу естественного, “посюстороннего” познания, на то острие ножа, одна сторона которого – достоверное, рациональное и обоснованное знание, другая – мистическое, паранормальное и “сверхъестественное знание”, а в действительности – псевдознание, всерьез принимаемая иллюзия, то есть иллюзия, принимаемая за действительность и даже “сверхдействительность”. Метафизическое предположение может обладать и обладает осмотрительностью и, так сказать, высокой степенью приличия потому, что оно не более чем предположение и поскольку в качестве метафизического определенно указывает на свою как минимум не до конца объективную, научную, рациональную обоснованность, а в чем-то и на невозможность такого обоснования. Тем самым оно, не отрекаясь от своей метафизичности, то есть убежденного, уверенного стремления заключать в себе, обсуждать и решать вопросы первооснов, начал и концов, возможного и невозможного, бесконечного, невероятного, абсолютного, непостижимого, – ставит определенные границы статусу того знания и оценки, которые оно предлагает нашему разуму, сознанию и воле. Этот статус и есть собственно предположение, гипотеза или вопрошание. Не более и не менее того»[3]. Таким образом, метафизические предположения, если они остаются в пределах скептического и критического, а не только безгранично-спекулятивного мышления (которое применительно к неизвестности можно назвать «абстрактным угадыванием») могут быть использованы в области философского исследования. К помощи таких предположений как инструментов опознания неизвестности мы и будем обращаться в ходе решения поставленных здесь задач.

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Лавров П.Л. Философия и социология. Т. 2. С. 633.
[2] К счастью, сегодня принципы свободного исследования разрушают все прежде возведенные барьеры на пути познания. Разум заявил о своих правах на этическое и политическое познание, на независимое исследование заявлений о паранормальных и мистических феноменах. Но это отнюдь не выводит его за пределы морали и права, как хотели бы это понять моральные абсолютисты, религиозные и политические догматики.
[3] Кувакин В.А. Твой рай и ад. С. 324.