Российское гуманистическое общество

www.humanism.ru

Лекция 3. Биоцид и экоцид, осквернение и разрушение среды обитания

Принципиальное отличие биоцида и экоцида как антиценно­стей от всех других действий человека, разрушающих мир ценностей, определяется специфической областью проявления деструктивности. Если практически во всех описанных выше случаях речь шла о связях в системах человек – человек, человек – общество, общество – общество, то феномены биоцида, экоцида, осквернения и разрушения среды обитания возникают в системах чело­век – живая природа, общество – живая природа, человек – природа (космос), общество – природа (космос).

Элементы биоцида (от греческого bios – жизнь и латинского ceado – убиваю) и экоцида (от греческого oikos – дом, жилище, место­пребывание и латинского ceado – убиваю) практиковались человечеством издревле. Но долгое время они рассматривались как естественное био­логическое или физическое проявление жизнедеятельности людей, как нормальное условие их существования, хотя с древних времен у неко­торых людей возникали сомнения, скажем, в естественности убийства человеком животных и их поедания. Что же такое экоцид и биоцид? Чем отлича­ются они от других отношений агрессии в рамках биологических систем или си­стем человек-природа?

Если растения, животные и другие формы жизни, судя по всему, располагают своего рода экологическими инстинктами и встроенными в них, либо их окружающими природными регуляторами, то человек в своей жизнедеятельности не только следует естественной био­логической целесообразности, но и в значительной мере свободен. Свобода же не имеет в себе никаких внутренних регуляторов.. В союзе с мышлением и познанием она тяготеет быть силой, ко­торая не склонна налагать на себя какие-либо ограничения. Этот дух свободы и тяга к безграничному освоению мира практически всегда определял поведение человека в таких областях, как промышленность, сельское хозяйство, техника, военное дело и т.д. На­чавшееся с эпохи Ренессанса и господствовавшее вплоть до середины XX в. (а возможно, и до сего дня), осмысление человеком самого себя как царя природы, вершины мироздания и космоэволюционного процесса, высшего продукта развития всего материального, породило много амбиций, ожиданий, самоуверенности, иллюзий, а также ошибок и недальновидных действий. Последнее становилось очевидным ввиду все новых негативных последствий воздей­ствия человека на живую природу, которые грозили быть глобальными и необратимыми. Исчезновение многих видов животных, сокращение площадей пахот­ных земель, эрозия почвы, наступление пустынь, гибель лесов, инток­сикация всего живого отходами промышленного производства, загряз­нение атмосферы и воды, – все это и многое другое стало симптомами приближающейся глобальной экологической катастрофы.
Если учесть, что человечество накопило горы ядерного, химического и биологического оружия, то для любого здра­вомыслящего человека станут очевидными масштабы возможных глобальных катастроф, опасность той стези, на которую ступи­ло человечество. Кажется, еще одно неосторожное движение и мировое сообщество, вместе со всем живым на Земле, рухнет в вырытую им са­мим могилу.

Мрачные последствия человеческой активности охватывают как живую природу, так и неживую. Речь идет не только о загрязнении воздуха, почвы, мирового океана, о непредсказуемых возможностях изменения климата, т.е. о некоторой интервенции человеческой самоуверенности и бездумия в собственно планетарные стихии, но и о вмешательстве в пределы сол­нечной системы и открытый космос. На абстрактном философском языке это можно обозначить как кризис транссубстанциальных комму­никаций. Если прежде мы видели альтернативу либо в господстве стихий и законов природы над человеком, либо в том, что мы истинные гос­пода мироздания (и если в чем-то еще не достигли этого господства, то рано или поздно мы его добьемся), то теперь сложилось принципиально иное положение вещей, которое, видимо, требует пересмотра принци­пов самих транссубстанциальных коммуникаций. Ибо здесь воз­никает особого рода конфликт между такими субстанциями, как чело­век, общество и природа.

Начинающееся осознание человеком сложившейся ситуации, осмысление им антиценностных результатов своей деятельности в окружающей его среде чревато настоящей революцией в психологии, мышлении, этике, экономике, технологии, политике, а, по сути, во всех областях жизнепроявлений человека. Сложность задач, с которыми столкнулся человек в результате роста и одновременно осознания мас­штабов своей деструктивной деятельности, состоит в том, что необхо­димо выработать и ввести принципиально новые стандарты коммуни­каций с природой, а также механизмы их соблюдения. Если например, механизмами установления оптимальных параметров производства яв­ляется рынок и другие объективные социальные закономерности, а в основании юридического закона лежат базовые условия выживания личности в обществе, то является ли достаточным простое приспособ­ление к условиям нашего выживания в экосистеме за счет, скажем, сни­жения потребления энергии и природных ресурсов, контроля за рож­даемостью и других консервативных мер? Возможно, перед нами стоит более фундаментальная проблема, связанная с радикальным переос­мыслением сущности как наших отношений с природой, так и ее собственной сущ­ности как субстанциальной реальности. Возможен ли выход из ложного противопоставления: либо раб природы, либо ее господин? Что может озна­чать для природы наносимый ей нами ущерб? Возможна ли альтернатива дилемме: либо антропоморфизация, оду­шевление (гилозоизация) природы, ее панлогизация и предписывание ей тотальной закономерности и детерминированности, либо ее иррационализация, ее восприятие как абсолютно слепой, молчаливой, в основе своей непонятной и неизвестной нам субстанции? Мо­жет быть, грозящие человечеству глобальные кризисы ставят перед ним проблему пересмотра «человеческой, слишком человеческой» картины мира и заставляют его ввести в нее некоторые предположения не ан­тропоморфного и не «объективного» характера, а какие-то, пока не совсем нам ясные идеи «третьего» типа?

Влияние стереотипов мышления на подход к проблемам биоцида и экоцида совершенно очевидно. Ученые, общественные и государствен­ные деятели, журналисты, – все, вовлеченные в решение этих проблем, так или иначе образуют два разных лагеря с противопо­ложными точками зрения. Представители первого лагеря, объединяющего по­давляющее большинство, сознательно или бессознательно исходят из антропоцентричной установки. Они желают сохранить прежнюю стра­тегию по сути паразитарного отношения к природе за счет пусть даже и выработки «экологического» сознания и этики, экологически чистых технологий и т.д. – но идея господства над природой, установка на него остается неизменной. Она лишь модернизируется. Да и общий научно-технический прогресс, как кажется, делает преодоление такой установки невозможным. Поэтому но­вое «экологическое» сознание оказывается своего рода троянским ко­нем накануне очередной экспансии человека в природу.

Другие, составляющие меньшинство, занимают полярную позицию. Шокированные ужасающими картинами оскверне­ния и разрушения природы, они полагают, что человек уже под­писал себе смертный приговор, продемонстрировав тупиковость ветви эволюции, породившей его самого, свою обреченность как разновидности живого вещества в космосе. Он должен просто исчезнуть с лица планеты как глобальное зло, нечто несостоятельное и недостойное Зем­ли и Вселенной. Такой приговор кажется призывом к коллективному самоубийству или к уничтожению человечества природой, – что яв­ляется в их глазах справедливым актом возмездия за совершенные перед ней преступления.

Но едва ли ответы эгоизма и имперсонализма отражают реаль­ное положение вещей и предлагают действительный выход из положе­ния перед лицом надвигающегося глобального кризиса. Имеется, как минимум, еще один возможный подход к осмыслению и разрядке ситуации. Он состоит в более глубоком уяснении особых, во многом непривычных для нас равно­правных отношений между человеческой и природной субстанциями.

В чем-то существенном это равноправие не похоже на эпистемологический конвенционализм, моральное единство, согла­сие и гармонию или на юридическую и политическую договоренность. Хотя бы потому, что материальная субстанция едва ли обладает соот­ветствующими качествами, а приписывание их ей слишком рискованно и, видимо, неправомерно.

Сложность задачи состоит в том, чтобы учесть не только области частичной согласованности этих двух реальностей, но и аспекты их принципиальной несогласовываемости. Иначе говоря, надо «понять» и «усмотреть», опознать нечто принципиально непонятное и не усматриваемое при­вычными для нас методами. Нужно «обличить» то невидимое, что осо­бым образом отличает ее от нас и, более того, что остается за рамками области единства и взаимоинтегрированности человека (общества) и природы.

Несомненно, здесь пригодятся некоторые принципы гуманисти­ческого мышления и психологии. Во-первых, мы должны отдать себе от­чет в том, что мы имеем в виду, когда предполагаем вероятность равноправных отношений между человеком и природой, и какими могут быть последствия этого равноправия.

Задолго до изобретения ядерной бомбы Лев Шестов писал: «... А если бы человек додумался до способа уничтожить весь мир, всю Вселенную до последнего существа и даже неживого атома, – что, осталась бы и тогда природа спокойной или, при мысли о возможной гибели всего, ею сотворенного, она поколебалась бы, удостоила бы человека своего внимания, заговорила бы с ним, как равная с равным, и пошла бы на уступки?.. Есть, по крайней мере, вероятность того, что природа бы испугалась и согласилась посвятить человека в свои тай­ны» (Шестов Л. // Русская мысль, 1916, №2, с. 52).

При всей кажущейся метафоричности или метафизичности во­проса, как и наивности шестовского предположения, за ними кроется серьезная попытка преодолеть ложные стереотипы и догмы в системе отношений человек-природа. Во всяком случае вероломству и бесцере­монности познания и материальной деятельности человека приходит конец. Но какие карты он выложит на стол, что скажет, если природа заговорит с ним как равная с равным? Если только первые звуки ее голоса, неясно воспринятые и едва ли понятые нами, породили столько кризисных ситуаций и смятение во всех областях мировосприятия, то какова будет наша реакция, если она в полный голос заговорит с на­ми, вступит с нами в равноправный и полномасштабный «переговор­ный процесс»? Готовы ли мы к диалогу с природой?

Кто знает, может быть речь пойдет об уточнении и пересмотре демаркационной линии, границ между человеком и материальным ми­ром, о «демилитаризованных» зонах, и человек вынужден будет дать обя­зательство не вступать в них обычным знаниевым, техническим, ин­дустриальным, энергетическим или каким-либо иным традиционным для него образом. Возможно, будут выявлены зоны рискованных об­ластей человеческого существования как материального существа. Возможно, будет уточнен статус естественных тайн, заповедников при­роды, куда проникновение человека обычным образом будет запре­щено по взаимному согласию сторон… И не в этом ли может состоять тот радикальный пересмотр основных принципов гуманистической гносеологии, о допустимости которого, с принципиально антидогматических позиций самого гуманизма, мы говорили выше?

В любом случае будет возрастать роль глобального баланса человека и природы. Вероятностность, негарантированность и рискованность существования человека будут увеличи­ваться в одних отношениях и уменьшаться в других. Но, видимо, глав­ное состоит в том, чтобы мы успели выработать навыки адекватного обращения с тайнами природы и ничто, с неизвестностью, неожидан­ностью, невероятностью и невозможностью как таковыми, а не как с феноменами и реальностями, которые якобы только и ждут, чтобы человек превратил их в нечто им противоположное: тайну – в самоочевид­ность, неизвестность – в известное, неожиданность – в предсказуе­мость, невероятное – в вероятность, а невозможность – в возможное и действительное.
Признание современной физикой не только порядка, но и хао­са во Вселенной, как кажется, указывает на общие перспективы переос­мысления человеком сущности транссубстанциальных коммуникаций. Традиционные рациональные (логические), аксиологические, антропо­морфические, пантеистические, мистические, паранормальные способы освоения внешнего мира должны быть со временем частью отброшены, а частью дополнены новыми способами его опознания и обживания. В выработ­ке этих способов позитивную роль смогут сыграть современный скеп­тицизм, вероятностное и пробабилистическое мышление, принципы фаллибилизма, плюрализма, свободы и творчества, т.е. те методы, ко­торые составляют сущность гуманистического стиля мышления и пси­хологии.

Таким образом, преодоление столь мощных антигуманных проявлений человека, какими являются биоцид и экоцид, выходит за рамки преодоления или обуздания собственно античеловеческого. По­скольку они угрожают иным, окружающим нас реальностям, эти де­структивные феномены могут быть названы и антиприродными, суб­станциально подрывающими человека, природу и сами отношения между ними. Это преодоление предполагает как творческий возврат к созидательным, гармоничным и «взаимовыгодным» отношениям меж­ду человеком и средой его обитания, так и выявление ее новых пара­метров и атрибутов, выработку новых принципов ценностных транс­субстанциальных коммуникаций и, как сказал бы Шестов, нового из­мерения мышления.

Вопросы к лекции

1. В чем специфика таких форм деструктивности, как биоцид и экоцид?
2. Назовите основные формы осквернения и разрушения среды обитания?
3. Почему для многих людей отношение к среде обитания продолжает оставаться разрушительным или безразличным?
4. Какими, на ваш взгляд, должны быть главные принципы современного экологического сознания?

Задания

Чем отличается осквернение среды обитания от ее разрушения? Приведите соответствующие примеры.
Почему в настоящее время экологические преступления оказались особенно опасными для людей?
Какими могут быть стратегии решения экологических проблем?

© В.А. Кувакин, 2006