Российское гуманистическое общество

Н. А. Бердяев получил всемирную известность, прежде всего, как философ свободы, как ее апостол и как ее пленник. Это был мятежный философ, поднявший борьбу за человека под знаменем богочеловечности человека. Своё главное достижение он видел в том, что «основал дело своей жизни на свободе».[1] Он верил, что единственной гарантией крепости новой свободной жизни, если только таковые существуют, является перерожденное сознание людей, перерождение их душ, новая воля и новая любовь, сила чувств и желаний. Но только свобода действительно является той «системообразующей» интуицией, которая все определит и все оправдает и которая, на чем особенно настаивал философ, не подлежит никакому оправданию, доказательству своей реальности и правомерности ввиду ее самоочевидности, продуктивности и первичности.

«Свободу нельзя ни из чего вывести, в ней можно лишь изначально пребывать», – эта мысль рефреном звучит во многих сочинениях Н. А. Бердяева.[2] Это следует понимать так, что для философа человек и свобода неразделимы. Именно эта исходная мысль Н. А. Бердяева не только роднит его со всяким свободомыслием и гуманизмом, но и делает его гуманизм энергичным, деятельным, продуктивным. Идея субстанционального единства человека и свободы делает акцент на том, что гуманизм это даже не теория, не «-изм», что он вытекает не из чего-то умозрительного, а из человека, его жизненных сил, из свободы как человеческой реальности, и потому он должен быть практичным в самом широком смысле. Вместе с тем эта мысль связана с тем, что философ заранее сознательно и волюнтаристски отвергает правомерность рационального обоснования идеи первичности свободы, ее фундаментальности, а отсюда в какой-то степени и саму рационалистическую традицию, так как вместе с этим умаляется и ценность разума как такового и его возможностей: «Свобода – безосновная свобода бытия. Нельзя дойти до рационального ощутимого дна свободы. Свобода – колодезь бездонно глубокий, дно его – последняя тайна».[3] И еще более определенно выраженная мысль: «…Свобода есть тайна, не поддающаяся рационализации».[4] Здесь происходит фактический разрыв Н. А. Бердяева с рационалистической традицией в самом гуманизме, хотя точнее было бы сказать, расширение того базиса человеческих качеств, на которых должна покоится человечность как жизненный процесс. С философской точки зрения, острие мысли о необходимости преодоления границ рационализма направлено у Н. А. Бердяева на преобладающий в европейской мысли принцип первичности гносеологии как того раздела философии, который стал служить основой, оправданием и инструментом построения онтологии и всех остальных составных частей философии, включая этику. Тем самым бытие оказалось как бы вторичным и зависимым от гносеологии, вставшей у дверей бытия, этики и самой жизни. Это, как понял Николай Бердяев, была чудовищная подтасовка, подмена. Как трагедию воспринимал Н. А. Бердяев стремление философии поставить во главу угла не бытие или дух как реальность, а разум как познавательный инструмент, т.е. подменить бытие, самого человека как существующего – познающим разумом, и в результате стать чем-то вторичным по отношению к разуму и познанию. Бытие, в том числе и человек как бытие (точнее, дух по терминологии Н.А. Бердяева), первичны и подлинно ценны. В строгом смысле Н. А. Бердяев отрицал примат субстанциалистски (эссенциалистски) понимаемого бытия (признание его как стационарной сущности) над свободой, поскольку «детерминированная свобода не есть свобода». Для Н. А. Бердяева приемлемым становится лишь такой тип онтологии, в котором «утверждается примат свободы, творческого акта над бытием. Только второй тип онтологии благоприятствует свободе».[5]

Н. А. Бердяев томился мыслью о подлинном бытии и подлинном человеке. Он стремился выйти за пределы мира данности и найти смысл и истину мира. В связи с этим он рассматривал философию как познавательно-жизненный выход из мировой данности.[6] А греческая философия впервые поставила жизнь человека в зависимость от разума, что имело, по оценке философа, всемирно-историческое значение: оно положило основание европейскому гуманизму и науке. Н. А. Бердяев считает, что заветной целью философии всегда было познание свободы и познание из свободы, она всегда стремилась освободить человеческий дух от рабства у необходимости, объективированного мира, отрывающего человека от творчества высшего этажа реальности. Поэтому лозунгом Н. А. Бердяева в «Философии свободы» стал лозунг «назад к бытию», «назад к человеку» и его фундаментальным качествам.[7] Так он преодолевал «издержки» известных предшествующих ему исторических форм гуманизма.

Но это не было отступлением, это было наступлением, рывком вперед. В том числе и рывком к гуманизму, основанному на свободе и творчестве человека как подлинности. Однако в силу исторических обстоятельств и традиций русской культуры гуманизм Николая Бердяева оказался религиозным, ориентированным на трансцендентное, что, так или иначе, затрудняло обоснование им идеи абсолютной ценности человека, признание его именно высшей ценностью. Фактическое признание Бердяевым вторичности, зависимости человека от Бога, и даже от божественной, существовавшей предмирно и до рождения человека свободы, произошло по нескольким причинам. Отчасти от того, что он рассматривал русскую философию как по преимуществу религиозную, моральную, обеспокоенную темой «о человеке, о судьбе человека в обществе и истории».[8] Отчасти из-за неприятия им русского марксизма и революционного насилия, которое было глубоко антипатично ему, а также ввиду аристократических корней философа, так же как и в силу реального отсутствия какой-нибудь иной, кроме религиозной, альтернативы марксизму в России. Так, например, еще в одной из самых ранних своих работ «О новом религиозном сознании» философ утверждал, что путем только человеческим, безрелигиозным, свобода не может быть достигнута.[9] Можно сказать, что гуманизм Николая Бердяева был обречен на религиозность и вместе с тем на действенность, активистское его истолкование, поскольку философия, сторонником которой он себя объявил, в его глазах «должна быть выражением и творчеством жизни».[10] Для Н.А. Бердяева свобода, как и познание, является методом просветления человеческого духа и его продвижения к добру и совершенству. Но свобода сама по себе не является добром, истиной или совершенством. Более того, философ замечает, что свобода скорее связана с несовершенством, с правом на несовершенство, поскольку свобода существует только в развитии, а развитие и творчество возможны как преодоление несовершенства. Свобода, в связи с этим, может быть прорывом к подлинному бытию или источником величайшей личной и исторической трагедии.
Обязательство религиозно-гуманистической философии творить нового человека и новую жизнь заставляло Н. А. Бердяева формулировать решительные императивы: «Человек обязан быть дерзновенным, дерзновением воли стяжает он благодатные дары Духа».[11]

Свобода, согласно мыслителю, – это положительная творческая мощь человека, а не отрицательный произвол. Свобода превращается в произвол лишь тогда, когда она осознана исключительно формально, без цели и содержания, не ориентирована на человечность. Тогда свобода превращается либо в рабство, либо в разрушение, в небытие, в пустоту, в ничто. Подлинная свобода проявляется как внутренняя творческая энергия человека, через которую он творит новую жизнь, справедливость, новое общество. При этом философ не устает многократно в различных своих трудах напоминать, что претензии на свободу, попытки устроить человеческую жизнь путем лишения его свободы и достоинства – значат, заставить, буквально «принудить» человека быть счастливым, что на самом деле абсурдно, невозможно, утопично и античеловечно. Человеку нельзя навязать счастье без свободы, как и невозможно лишить его свободы, которую «сам Бог возжелал» и поэтому «и права человеческие неотъемлемы и абсолютны, совесть человеческая не сможет быть насилована ни во имя чего в мире».[12] Принуждение к свободе насилием – это ее отрицание. Кризис человеческого существования наступает тогда, когда свобода насаждается насильственно в качестве добра. Принудительное добро перерождается в зло. Эта тема – самая болезненная в творчестве философа. Он слишком ясно предвидел неизбежный переход кризиса свободы в кризис человека, в отрицание человека. Поэтому по-настоящему любит человека тот, кто любит свободу и желает ее для других. Однако при всем этом Н.А. Бердяев понимал, что конфликт между необходимостью и свободой, меду царством Кесаря и царством Духа есть «совершенно необходимое утверждение свободы человека».[13] Борьба за реальную свободу человеческого существования, его реального содержания, согласно Н. А. Бердяеву, – это «борьба за человеческое качество, за человеческое достоинство, за аристократизацию».[14] Достоинство человека, его веры, по мнению мыслителя, предполагает признание двух состояний свобод: «Свободы добра и зла и свободы в добре, свободы в избрании истины и свободы в Истине».[15] Вся прежняя история человечества была полна насилием, что вызывало у Н. А. Бердяева чувство острейшей боли и толкало на поиски новой жизни, основанной на более совершенных принципах и методах достижения блага.

Путь постижения и достижения свободы как творческая реализация личности состоит в человеческом самоопределении «изнутри». Свобода не дается обществом и не зависит от него. Она противоположна всему, что идет «извне», что называют необходимостью. Необходимость – категория внешнего, объективированного мира, а «все внешнее есть результат внутреннего»,[16] т.е. свободы. Поэтому ареной взаимодействия свободы и необходимости, духовного и природного становится человек как вечно развивающееся, становящееся, богоравное существо, совершающее подвиг свободы. Без внутреннего движения свобода неуловима и перерождается в необходимость.
В свете свободы его гуманизм предстает как метафизический, онтологический, точнее «пневматологический» и метафизически свободный гуманизм, поскольку опирается как на последнее свое основание на метафизический дух или свободу, т.е. это гуманизм, замешанный на метафизической, а не эмпирической или психологической свободе: «Я определяю свою философию как философию субъекта, философию духа, философию свободы, философию дуалистически-плюралистическую, философию творчески-динамичную, философию персоналистическую и философию эсхатологическую».[17] Как философ свободы, Н. А. Бердяев больше всего говорит о значимости для человека свободы: «Непонимание свободы есть непонимание личности».[18] Свобода – главное в человеке и для человека, самое важное и ценное в нем: «Все достоинство творения, все совершенство его по идее Творца – присущей ему свободе. Свобода есть основной внутренний признак каждого существа, сотворенного по образу и подобию Божьему, свобода сродни благодати; в этом признаке заключено абсолютное совершенство плана творения».[19] Связь свободы, человека и Бога для Н. А. Бердяева настолько фундаментальна, что он категорически утверждает: «Бог принимает только свободных, только свободные нужны ему».[20] Философ называет свободу совершеннолетием человека, долгом человека перед Богом, обнаружением собственных творческих сил и права выбора. Максимальная свобода, по мнению мыслителя, существует лишь для духовной жизни, человеческой мысли и совести, для интимной, а не социальной жизни личности, в которой свобода понимается превратно и реализуется как уравнивание в материальной жизни, что само по себе нарушает и умаляет свободу: «Свобода есть дух… но именно поэтому свобода умаляется по мере ее нисхождения к материальному плану жизни».[21] Искать свободу в объективированном мире – значит пребывать в иллюзиях, поскольку в социуме и в природе все отношения строго детерминированы.

Жажда дополнить гуманистическое представление о человеке идеями и ценностями Нового Завета детерминировалась острым неприятием Н. А. Бердяевым материальной, объективированной реальности. Для него проблема общества была проблемой человека. Но под власть объективации попало и историческое христианство, исказившее в результате представление о высоком достоинстве человека. Теология извратила дух христианского учения в «страсти опекать человека и лишать его свободы и чести, соблазнив счастьем и спокойствием».[22] В этом философ почувствовал дух Великого Инквизитора. Смыл жизни человека понимался им как освобождение «личности от власти мира, государства, нации, отвлеченной мысли и идеи и с непосредственным подчинением живому Богу»[23], а не снисхождение к слабостям людским. Не снисхождения заслуживает человека, а подлинного уважения и признания его достоинства.

В этом тотальном проекте освобождения личности Н. А. Бердяев очень близко подходит к шестовскому пониманию свободы как условию самостоятельного и подлинного существования, не отягощенного никакими общепринятыми условностями. Он признавался, что «решительно» избирает «философию, в которой утверждается примат свободы над бытием, примат экзистенциального субъекта над объективированным миром, дуализм, волюнтаризм, динамизм, творческий активизм, персонализм, антропологизм, философия духа».[24] И если, по Л. Шестову, основой основ философии является беспочвенность, беспредпосылочное существование человека, то основой философии персонализма Н. А. Бердяева является личность как самоцель, ибо она первичнее даже бытия. И Лев Шестов, и Николай Бердяев подняли настоящий бунт в философии против унижения человека. В их творчестве бунт против рабства человека выразился в чрезвычайной интеллектуальной независимости и смелости. Эти черты были непременными свойствами их философствования. В «Самопознании» Н. А. Бердяев признавался, что он ко многому имел отношение, но ни к чему не принадлежал до глубины, ничему не отдавался вполне, за исключением своего творчества. Он боялся и бежал духовного плебейства, подобно тому, как Л. Шестов – власти идей. Однако здесь начинаются расхождения между ними, которые столь же остры, сколь и поразительны. Для Н. А. Бердяева свобода является базовой онтологической категорией, величайшей духовной ценностью, гораздо большей, чем витальные ценности: «Для свободы можно и должно жертвовать жизнью, для жизни не должно жертвовать свободой. Со свободой связано качество жизни, достоинство человека».[25] Для Льва Шестова приоритетной ценностью является человек и его жизнь как таковая. Поступиться ими он не может даже ради свободы, которая должна, конечно, поддерживать человека на поверхности идей, вдохновлять его, но не подчинять его. Свобода для него – центральная идея, но всего лишь идея среди других идей, призванных служить человеку.

Примечания

[1] Бердяев Н.А. Самопознание. С. 585.
[2] Бердяев Н.А. Философия свободы. С. 3.
[3] Бердяев Н.А. Смысл творчества. С. 131.
[4] Бердяев Н.А. Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого. С. 114.
[5] Бердяев Н.А. Царство Духа и царство Кесаря. С. 282.
[6] Бердяев Н.А. Смысл творчества. С. 31.
[7] Одно из гневных замечаний в адрес гносеологии звучит следующим образом: «Когда зародилось познание из недр самой жизни, оно хотело быть браком познающего с бытием. Теории познания могли быть лишь свидетелями законности бракосочетания. Но свидетели прогнали жениха и невесту, отвергли всякое отношение познания к бытию, и их свидетельская роль превратилась в самодовлеющую и замкнутую жизнь. Критическая гносеология на вершине своей превращается в паразита на древе познания» (Бердяев Н.А. Философия свободы. С. 48).
[8] Бердяев Н.А. Русская идея. – В кн.: Самопознание: Сочинения. – М.: «ЭКСМО-Пресс»; Харьков: «Фолио», 1998. С. 90.
[9] Бердяев Н.А. О новом религиозном сознании. – В кн.: Бердяев Н.А. Опыты философские, социальные и литературные (1900–1906 гг.) – М.: «Канон +», 2002. С. 387.
[10] Бердяев Н.А. Философия свободы. С. 4.
[11] Там же. С. 16.
[12] Бердяев Н.А. Новое религиозное сознание и общественность. С. 107.
[13] Бердяев Н.А. Царство Духа и царство Кесаря. С. 243.
[14] Бердяев Н.А. Судьба человека в современном мире. К пониманию нашей эпохи. С. 185–186.
[15] Бердяев Н.А. Миросозерцание Достоевского. – В кн.: Бердяев Н.А. Смысл творчества. – М.: «АСТ»; Харьков: «Фолио», 2002. С. 421–422.
[16] Бердяев Н.А. Философия свободного духа. С. 131.
[17] Бердяев Н.А. Творчество и объективация. С. 419.
[18] Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека. С. 498.
[19] Бердяев Н.А. Философия свободы. С. 183.
[20] Там же. С. 262.
[21] Бердяев Н.А. Судьба человека в современном мире. К пониманию нашей эпохи. С. 180.
[22] Бердяев Н.А. Новое религиозное сознание и общественность. С. 78.
[23] Бердяев Н.А. Я и мир объектов. С. 139.
[24] Там же. С. 40.
[25] Бердяев Н.А. Царство Духа и царство Кесаря. С. 290.