Российское гуманистическое общество

Этическая культура в современном гуманизме является практическим применением аксиологии гуманизма и составляет содержательную сердцевину культуры внутреннего мира человека. Признанными подходами к определению этики гуманизма в современных исследованиях являются дескриптивный и экспозиционный, в которых главный акцент делается на перечислении и предлагающем описании добродетелей, традиционно включаемых в реестр гуманистической этики, а также составление различных (у различных авторов) каталогов этих ценностей и их экспозицию. Категориальный каркас этической гуманистической культуры свидетельствует о том, что, вопреки распространенному мнению, в настоящее время она переживает не кризис, а период интенсивного самоутверждения и обогащения в процессе противостояния фундаменталистским этико-теистическим системам, а также объявлениям постмодернистской и консервативной критики о поминках по гуманизму. Необходимость нетеистической гуманистической этической культуры связывается её сторонниками с потребностью морального обновления, «моральной реконструкцией» нравственных отношений в условиях неуклонно секуляризирующегося современного мира.

Понятие «моральная реконструкция» предложено П. Куртцем и поддержано в России Г.В. Гивишвили, В.А. Кувакиным и др. О необходимости радикальной моральной модернизации много и с большим чувством тревоги писал в последний период своего творчества Н.Н. Моисеев. Сторонники современного светского гуманизма в России считают актуальным и граждански значимым делом «начать в России процесс широкого морального и интеллектуального просвещения, без которого и власть и народ неизбежно погружаются в пучину зла и лжи. Плохо, когда на роль главных просветителей и воспитателей людей претендуют идолы эстрады, кинозвезды, шоумены, астрологи, люди с криминальным менталитетом, клипмейкеры и продюсеры рекламных роликов. Надо всемерно повышать авторитет и престиж тех, кто действительно имеет моральное право и профессиональное мастерство воспитывать детей и молодежь, также как и напоминать взрослым о простых и вечных истинах разума, добра, красоты и справедливости».[1]

В самом деле, нельзя не согласиться с тем, что для сохранения образа человека в пост-постиндустриальном обществе светская нравственность должна образовать союз не только с религией, но и с наукой и педагогическим сообществом. Особенно остро стоит вопрос о деморализующем влиянии засорённого насилием, безвкусицей, пошлостью и низкопробной эротикой информационного пространства, о широком внедрении в СМИ различного рода шарлатанов.
О необходимости моральной реконструкции вопиет и тот факт, что мы живём в эпоху этнических и религиозных конфликтов и даже меж- и внутриконфессиональных войн, что мы являемся живыми свидетелями попыток превращения одной из мировых религий – ислама – в средство политической борьбы, в идеологическое прикрытие международного терроризма. Современные технологии – оружие массового уничтожения, прежде всего, – попадают в руки людей со средневековым мышлением, со смертельно исковерканной психикой и искажённой системой ценностей, в которой понятие «человечность» никогда не занимало надлежащего ему места.

Как никогда прежде стало катастрофически опасным рабство человека у идей, о чём столетие назад предупреждал Лев Шестов. Методы манипуляции сознанием умножают число фанатиков и ультра-радикалов с мировоззрением, опасным для окружающих. Велением времени является сегодня задача «соединить гуманизм, науку и мораль» и взглянуть на перспективы истории «с точки зрения человечности и универсализма».[2] Это и делают гуманисты, призывая к зрячему прогрессу, формированию нравственного разума. Даже с учётом страшных реалий наших дней вера в прогресс с человеческим лицом не является прекраснодушной просветительской выдумкой, а, наоборот, становится жизненной необходимостью. Первой реакцией нормальных людей на смертельно разрушительное воздействие сил хаоса является страх, который может парализовать человека, если он не совладает с собой. Не являясь политическим движением, гуманизм осуществляет «экзистенциальный призыв» к человеку реализовать положительный потенциал своей личности, трезво и разумно оценить возможности использования своих сил для гармонизации своего внутреннего мира и социальной среды.

Аксиология, этика и психология, разрабатываемая в рамках современного гуманизма, – один из важнейших способов оздоровления менталитета и социальной атмосферы, рождения новой культуры мышления и поступка. Вслед за персоналистами гуманисты могут сказать, что их миссия состоит в том, чтобы в разгар разразившегося кризиса помочь человеку сохранить и изменить себя к лучшему. [3]

Характеристику этики человечности, как иногда называют гуманистическую нравственность, целесообразно начать с указания на тот факт, что она представляет собой составную часть постпостмодернистской или неомодернистской культурной парадигмы, а значит, обладает её наиважнейшими чертами. Определяющей среди них, является, на наш взгляд, то, что по своему бытованию, но не по содержательному статусу эта этика тяготеет быть универсальной, планетарной и глобальной, поскольку включает в себя этические компоненты экогуманистического и ноосферного гуманистического мировоззрения и учитывает факт становления глобальных экономических, информационных, коммуникационных и общекультурных реальностей. В общем смысле или в аспекте космоэволюционного процесса универсальный характер этики гуманизма вытекает из универсалистских интенций гуманизма как отрефлексированной гуманности, понимаемой в качестве родовой черты человека. Предположение о таком родовом равенстве составляет первую и исходную предпосылку гуманизма как общечеловеческого мировоззрения, уравнивающего всех людей Земли в их достоинстве, правах и свободах.

Однако зададимся вопросом о самой возможности существования глобальной этической системы, обеспечивающей удовлетворение экзистенциально-смысловых нужд и потребностей людей всей планеты. В отечественной научной литературе обсуждение вопросов нравственности под таким углом зрения встречается нечасто. Оригинальную трактовку глобализации нравственности находим у А.К. Казьмина: «Глобализация нравственности – формирование нравственных социальных отношений между людьми всего мира, как закономерный процесс эволюции человеческого общественного мышления».[4] По мнению автора, объективность этого процесса вытекает из рассмотрения интеллекта, как биологического параметра, проявляющегося в комплексе мыслительных функций мозга человека: собственно умственных (логических) и эмоционально-эстетических.

…Нравственность, – убежден он, – есть реальное, конкретное, действительно данное человеку свойство, его биологическая сущность, которая детерминирована эволюцией в качестве социального параметра, объединяющего весь человеческий род».[5] Отсюда и следует возможность установления глобальной этики. Эту точку зрения, имеющую очевидно биологизаторский уклон, может считать спорной. Однако в более мягкой форме проблемы связи биологического и этического в человеке достаточно широко обсуждаются в трудах натуралистических и эволюционных гуманистов.

Более взвешенную формулировку планетарной этике дает В.М. Лейбин: «Глобальная этика – это комплекс представлений о морально-этических императивах, ценностях и целях, лежащих в основе деятельности людей, направленной на сохранение жизни на Земле и развитие человечества… Размышления о глобальной этике знаменуют собой поворот к гуманистической проблематике, к человеку, к живым людям, осуществляющим свою деятельность в контексте социального и культурного бытия».[6]

Специальное внимание вопросам глобальной этики уделено в «Гуманистическом Манифесте 2000», не случайно имеющем подзаголовок «Призыв к планетарному гуманизму». Отчасти эта точка зрения уже анализировалась в ходе рассмотрения базовых документов современного гуманизма. К сказанному необходимо добавить, что, согласно логике глобального сознания, фундаментальные гуманистические принципы морального поведения, вырастающие из реальной жизни людей, являются общими для всех (но не догматичными и абсолютными по своему нормативному статусу). То есть они общие как для верующих, так и неверующих, поскольку тысячелетиями вырабатывались на основе опыта людей, «естественного отбора» жизнеутверждающего опыта. Вместе с тем они связаны с обычными и естественными интересами, желаниями, нуждами и ценностями людей. Поэтому в рамках планетарной гуманистической этики заявляется о необходимостиуважать достоинство всех людей мирового сообщества.[7]

К числу обязанностей человека по отношению к традиционным социумам (семья, круг родственников и друзей, община, нация, общество) планетарная этика добавляет «нашу ответственность за тех, кто находится за пределами нашего государства. Мы связаны морально и физически с каждым человеком на земном шаре и когда колокол звонит по одному из нас, он звонит по всем нам».[8]

Обращенность этики планетарного сознания к будущему заставляет его формулировать нормы, требующие от мирового сообщества ответственности за ближайшее и отдаленное будущее, за людей, которые будут жить после нас: «Каждое поколение обязано пытаться… оставить окружающую земную среду в лучшем состоянии, чем её получило».[9] Реально это означает возможность для человека сегодняшнего дня быть представителем будущего, которое ожидает от нас лучшего, подобно тому, как мы нуждаемся в культурных достижениях, получаемых от предшествующих поколений.

Таким образом, «Манифест 2000» заявляет о возможности новой жизнеспособной планетарной этики и её связи с положениями, которые сформулированы в «Планетарном Билле о правах и обязанностях».

По своему духу аксиология светского гуманизма нерелигиозна и нетеистична. Поэтому её приверженцы постоянно работают над сохранением и уточнением демаркации между аксиологией гуманистической и теистической, подчеркивая всякий раз демократический, недогматический и мирской характер своей ценностной системы в отличие от догматической, абсолютистской и выходящий за рамки человеческого естества мистической, теистической аксиологии.

Гуманистическая этика подчеркивает свой позитивный антропоцентризм. Эта традиция представлена в философии достаточно сильно. Но ей противостоит более мощная и древняя традиция, рассматривающая человеческие ценности как генетически восходящие к Богу.[10] В.Н. Финогентов пишет по этому поводу: «Несомненна эмоциональная привлекательность мировоззрения, развитого в рамках этой традиции. Несомненно также то, что такое мировоззрение указывает своим сторонникам неизмеримо более надёжный, сравнительно с человеком, гарант бытия высших ценностей. Однако, оно, во-первых, так и не обрело в течение своей многовековой истории рационального обоснования, поскольку рационально не удаётся преодолеть пропасть между человеком и Богом, миром и Богом, не удаётся рационально разрешить проблему теодицеи и т.д. Во-вторых, такое мировоззрение имеет чрезвычайно опасную (особенно на нынешнем этапе общественного развития) склонность, превознося ценность загробной жизни, принижать ценность земной жизни человека. Поэтому я, очень высоко оценивая роль религиозного мировоззрения в становлении и развитии культуры и не отрицая возможности гуманистической модернизации такого мировоззрения, не могу согласиться с тем, что в своём сегодняшнем виде оно способно выступить в качестве современного мировоззрения, то есть мировоззрения адекватного вызовам современности».[11]

Принцип светскости и нетеистичности этической культуры внутреннего мира человека выражается в убежденности в том, что для обоснования морального поведения не требуется религиозность, что сама по себе религиозность не является гарантией благочестивости и что никто и ничто не обладает монополией на истинную мораль. Как замечают многие современные мыслители, например, П. Куртц, В.Л. Гинзбург, Е.Л. Фейнберг, связь морали и религии не является обязательной. Этого принципа придерживались также А. Эйнштейн, А.Д. Сахаров, такого же мнения бытовало в широких кругах западной и российской интеллигенции уже на рубеже XIX – XX вв., пишет Е.Л. Фейнберг. В начале ХХ столетия был достигнут высокий уровень светской культуры. Он вполне обеспечивал выполнение общечеловеческих норм, которые выразились в требовании не причинять другому того, чего не желаешь себе. Однако те бедствия, которые обрушились на людей в ХХ в., поставили человека в ужасные условия отсутствия элементарной свободы, физических мучений и постоянной угрозы жизни. «В таких условиях человек крайне редко способен достойно выполнить функцию принятия личностного решения, соответствующего тому духовному уровню, которого к этому столетию достигло человечество. Естественно поэтому, что доверие к самостоятельному, личностному выбору моральных норм было решительно подорвано».[12]

При современном состоянии человеческих душ, признает Е.Л. Фейнберг, религия всё ещё может быть эффективным средством осуществления некоторых функций. Он выражает поистине просветительскую веру в то, что возвращение людей к нормальным условиям жизни должно восстановить эту способность самостоятельного суждения и вернуть тот высокий духовный уровень, который был нарушен трагическими событиями ХХ в. Современный гуманизм, таким образом, представляется основным светским проектом просвещения в самом широком смысле этого слова.

Как указано в «Декларации светских гуманистов» (1980), широко поддержанной в научных, образовательных кругах и других важнейших сферах общества, развитию светской этики способствовали выдающиеся умы человечества от Сократа до Дж. Дьюи. «…Светские гуманисты отрицают то мнение, что моральные требования могут быть дедуцированы лишь из религиозной веры, или те, кто не исповедует каких-либо религиозных доктрин, аморальны», – говорится в «Декларации».[13]

Между тем, мысль о том, что истоки морали в человеке, а не в Боге, вызывает в России порой яростный протест со стороны традиционалистского религиозного сознания. Но, быть может, поэтому, как отмечают современные исследователи религиозной и светской этики, русские философы часто повторяли мысль о том, что в России легче встретить святого, чем просто порядочного человека. Всё это говорит о том, что в российском обществе до сего дня «слабо выражено среднее звено – величины и ценности относительные, гуманистически-секулярные, а не абсолютные, предельные и сакральные».[14]

Среди гуманистически ориентированных исследователей, посвятивших своё творчество сравнительному изучению гуманистической и религиозной аксиологии, видное место наряду с П. Куртцем занимает К. Ламонт. Особенно интересна его работа «Иллюзия бессмертия», в которой он убедительно показывает, что целью существования человека и человечества в целом следует признавать не надежду на спасение в потустороннем мире, а преданность человеку и человеческому, забота о посюстороннем благосостоянии людей. К учениям, преследующим эту благородную цель, относятся, по его мнению, гуманизм, материализм и натурализм. Эти концепции, наиболее подходящие для современного мира, с точки зрения К. Ламонта, поставили в качестве высшей цели счастье, свободу и прогресс всего человечества. «Эти философии не считают сколько-нибудь важным полагаться на обещания бессмертия или прямо отвергают вовсе такое обещание… Философии и религии эгоизма и исполнения желаний простительны и, может быть, необходимы в эпоху детства человеческого рода; но наконец человечество становится взрослым и вполне может позволить себе оставить позади привязанности и символы, которые были свойственны периоду незрелости», – считает он.[15]

На принципах рационализма как культурно-философской традиции стояли многие мыслители, заложившие основы современной секулярной гуманистической культуры: Б. Рассел, А. Эйнштейн, Э. Фромм, Дж. Дьюи, П. Куртц, С. Хук, Дж. Хаксли, первый генеральный директор ЮНЕСКО, Дж. Орра, первый руководитель Всемирной продовольственной организации ООН, Брок Чисхолм, первый глава Всемирной организации здравоохранения и др. Обобщая их воззрения и опыт, можно с уверенностью констатировать, что все они ратовали за то, что ценностное и моральное суждение может и должно вырабатываться конкретным человеком логически и рационально в сочетании с принципом объективного морального релятивизма. Как писал Дж. Дьюи, к здоровью стремится не человек вообще, а конкретный человек, поэтому здоровье для него совсем не то же самое, что для другого человека.

С древнейших времен философы, пытаясь описать образ совершенномудрого, называли разные черты характера и особенности миросозерцания. Одни полагали наипервейшей добродетелью душевное равновесие; другие – терпимость, выдержку, приятие жизненных обстоятельств и умение не терять в них себя, извлекая из них уроки и находя в каждой ситуации нечто положительное; третьи – позитивное мышление, открытость миру; четвертые – мужество перед лицом испытаний, внутреннюю свободу. Каждый был готов отстаивать свои убеждения и категорически не принимал другую точку зрения. Современный гуманизм, как верно отметил А.В. Разин, восстал против традиционной метафизики, выделяющей какое-нибудь одно ведущее основание бытия и превращающей его в важнейший принцип жизни. «На деле подобное воплощение в жизни одного принципа бытия неизбежно оборачивается её обеднением. Стоически невозмутимый мудрец в действительности так же обеднял свою жизнь, как и гедонист, стремящийся к сиюминутным удовольствиям», – замечает он в связи с этим.[16]

Гуманистическая этика стоит на позициях объективного морального релятивизма, обеспечивающего просвещение личности для наилучшей реализации ею человечности в свободе, творчестве и широком горизонте контекстуальности, возможностей и плюрализма ценностных систем и мировоззрений. В одной из книг американского философа П. Куртца«Вдохновляясь мощью гуманизма» дается обоснование этого принципа. В главе «Этика ответственности» он отмечает, что социальный институт регулирует поведение с помощью определенных норм и правил, так же, как и санкции, которые предусматриваются в этой связи. И встаёт вопрос: «Может ли существовать мораль без каких-либо политических, юридических ограничений, т.е. без каких-нибудь установлений права или порядка, которые бы руководили цивилизованной общностью?». Пол Куртц дает следующий ответ: «Я не верю в то, что гуманисты, которые привержены философии свободы и социального прогресса, должны быть более альтруистичны или ответственны, чем негуманисты или теисты. По сравнению с прочими людьми, гуманисты могут быть так же лживы и злобны, полными гордости или движимыми вожделениями власти или напротив великодушными и уважающими других. Ни одна из групп людей не может заявлять, что она имеет особые привилегии в отношении моральных добродетелей. Не существует моральной исключительности ни для одной из философских, религиозных или идеологических партий. Жизнь была бы слишком примитивной, если бы все хорошие люди были на одной стороне, а все плохие – на другой. Поэтому нет никакой гарантии в том, что если кто-то себя идентифицирует как гуманист, он будет нравственным в отношении общих человеческих добродетелей».[17]

Жизненная мудрость гуманистической этики состоит в мужестве для человека стать тем, кем он желает быть. Поэтому «такая этика делает акцент на независимости и самодостаточности, развитии возможностей, культивирования критического разума и творческой самореализации».[18] Но проблема основ моральной ответственности, считает П. Куртц, – это отдельный вопрос, поскольку она связана с нашими отношениями к другим. Чтобы человек был ответственным, исключительно важно, по его мнению, моральное воспитание.[19] В процессе воспитания особенно важно «психологическое формирование каждого индивида как существа, заключающего в себе систему моральных установок и ценностей».[20] Отмечая, что сегодня идея морального образования не является популярной, П. Куртц считает «критически необходимым некоторые меры, связанные с моральным образованием на более широком уровне коммуникаций. Те, кто живёт в демократических обществах, должны влиять на содержание информационного пространства в усилиях поднять уровень стандартов уважения [к моральному воспитанию] – если мы ещё верим в возможность формирования моральной личности».[21] На вопрос о том, что должно доминировать в этике, какое из долженствований должно иметь приоритет, добро или истина, П. Куртц отвечает, что всё зависит от ситуации и нет априорных решений, потому что «наши реальный долг, обязанности и ответственности всегда будут зависеть от ситуации и социального контекста, в котором мы живем»: «Гуманистические философы признают, что, в конечном счете, нашим главным обязательством должно быть использование рационального мышления, для того чтобы находить, насколько это возможно, наилучшие решения моральных дилемм. Решение, что нам нужно делать… предполагает некоторое моральное воспитание и чувствительность к общим этическим принципам».[22]

В силу этих соображений, относительность, релятивность трактуется в гуманистической этике как возможность проявления свободы и уникальности человека в сфере нравственных отношений, «поскольку этические принципы, правила, ценности и добродетели не витают в какой-то абстрактной сфере – само их содержание и значение имеет реальное отношение к человеческим желаниям и их удовлетворению».[23] В самом деле, в гуманизме, как пишут члены общества «Свободные гуманисты Нижней Саксонии», выражается личное отношение отдельного человека к действительности: «…Что хорошо и что плохо, не задано заранее, а решается людьми. При этом они руководствуются своей совестью… Никто не должен навязывать другим свою точку зрения». [24]

Эти положения говорят о том, что гуманизму дорог, прежде всего, человек сам по себе и гуманистическая этика отстаивает право личности на нравственное самоопределение своего индивидуального Я и такой способ жизни, который соответствует истинным, глубинным потребностям и предпочтениям человека. Теоретически речь идёт о человеке высокого самосознания, о целостной личности, концепция которой и является предметом анализа и реконструкции в настоящей работе.

Гуманисты отнюдь не сторонники разрушения всех моральных стандартов. Они лишь настаивают на праве исследовать и рационально (осмысленно) применять их, поскольку даже очевидные моральные императивы возникали и закреплялись исторически. Они в большинстве своем рождались на ранних этапах морального развития человечества и нуждаются в коррекции по мере изменения условий и возможностей человеческого существования. Таким образом, гуманисты предпочитают быть объективными релятивистами, а не субъективными, руководствующимися иррациональными верованиями, догмами или произволом. Практическая моральная мудрость, говоря словами Пола Куртца, признает обязательный характер ответственного поведения.[25] При этом хорошо известно, что по-настоящему ответственным поведение может быть только на основе разума и свободы.

Гуманистическая этика носит не только дескриптивный характер, но и прескриптивный, то есть включает в себя предписания и нормы поведения, хотя эти нормы предполагают их свободное осознание, понимание. «Среди требований, которые светский гуманизм предъявляет человеку, различают: (1) личностные (экзистенциальные или смысложизненные), (2) нравственные, (3) гражданские или правовые, (4) эстетические, (5) интеллектуальные, (6) экологические», – отмечает В.А. Кувакин.[26] Из принципа объективного морального релятивизма вытекают важнейшие установки гуманизма, такие, как человечность, терпимость «и в психологическом, и в юридическом, и в эпистемологическом смысле»;[27] здравомыслие; мужество; самостоятельность выбора; свобода; признание достоинства личности и её ценности.

Современная гуманистическая этика историко-культурна в том смысле, что не отказывается от лучших традиций этической мысли, но применяет её к современной действительности, основываясь на принципах разумного плюрализма жизненных предпочтений.[28] Однако признание важности и значимости уже выявленных этических принципов не означает, что они должны оставаться чем-то застывшим и вечно неизменным. Совершенное можно и нужно превратить в более совершенное. «Человек обязан развивать свои самые прогрессивные правила и идеалы точно так же, как он обязан добросовестно пользоваться теми, которыми уже владеет в полной мере. Это удерживает нравственную жизнь от её сведения к формализму и некритическому копированию, придает ей гибкость, жизненность, способность к развитию», – справедливо замечает Дж. Дьюи, творчество которого заметно повлияло на этику гуманизма.[29]

Этическая культура гуманизма по своему характеру оптимистическая и жизнеутверждающая. В современном обществе хорошим тоном нередко считается критика всего и вся. Люди с лёгкостью становятся циниками и пессимистами, поскольку это одна из форм бегства от личной ответственности и позитивной вовлеченности как в процесс своего роста, так и в социальную жизнь. Критиканство – один из наиболее распространенных способов маскировки равнодушия или малодушия. Хорошо известно и то, что откровенная насмешка над положительными идеалами и конструктивными предложениями – это не более чем форма поражения человека перед собой и жизнью. Верно и то, что декаданс – это признак слабости и регресса человека. «Пессимизм – это доктрина, парализующая заявлением о том, что мир есть сплошное зло, он сводит на нет все наши усилия по поиску преодолимых причин конкретного зла и тем самым на корню пресекает любую попытку сделать мир лучше и счастливее. Однако и тотальный оптимизм как следствие стараний по оправданию зла представляет собой не меньшее исчадие ада», – пишет Дж. Дьюи.[30] Гуманизм является сплавом оптимизма, мужества и признания неустранимого драматизма и трагизма в жизни. Неслучайно, главным «святым» гуманизма, по мнению П. Куртца, является титан Прометей. Согласно древнегреческой мифологии, Прометей дал человечеству искусства и науки, бросил вызов богам и помог человеку встать на путь формирования своей судьбы и преодоления границ своей животной природы. «Такая форма торжествующего гуманизма есть лучшая форма оптимизма», – заключает Пол Куртц.[31] Гуманистический, или разумный оптимизм – это «прометеевское отношение человека к самому себе и другим», это умение терпеть поражение, противостоять ударам судьбы и способность сохранять мужество и нравственную выносливость. Такое отношение к себе и жизни и есть подлинная жизнестойкость. Этическая культура гуманиста сопрягает в себе несколько типов этик, но одним из её важнейших компонентов является идея моральной ситуации.

Гуманистическая этика – это ситуативная этика, поскольку всякое реальное моральное суждение связано с выбором в ситуации. Это этика такой жизненной ситуации, в которой в конкретных обстоятельствах места и времени соединяются нравственные и иные нормы и человеческий разум, принимающий или не принимающий решения, т.е. проявляющий или не проявляющий присущую ему свободу и ответственность. Ситуация всегда чревата творчеством, поскольку жизнь – это «комбинации разных видов возможного и действительного добра и зла, долженствования и возможности, заставляющие нас включать разум, осмыслять неизбежные в реальности нравственные коллизии и делать рациональный нравственный выбор…».[32] Приоритетной, исходной точкой отсчета здесь является сам человек, его достоинство, человечность, свобода, разум и ответственность. Экзистенциальные ценности личности и свободы личности являются основополагающими принципами современного гуманизма, воспринявшего гениальную интуицию Н.А. Бердяева о необходимости смены этики закона и спасения на этику творчества. В пользу гуманистов в данном случае высказывается даже такой осторожный в вопросах оценки гуманизма современный его исследователь, как С.В. Бородавкин. Он пишет: «Моральный императив (например, отношение к человеку как высшей ценности) предполагает определенные константы его применимости, всеобщие (неизменные) обстоятельства. Однако всякая конкретная ситуация, связанная с реальным применением императива, единична. Поэтому веления нравственного закона во многом не соответствуют житейской реальности фактического поведения людей, которое то и дело “отклоняется” от него. Таково “противоречие”, фиксируемое при непосредственном сличении моральных представлений и эмпирической реальности».[33] Именно эта так называемая эмпирическая реальность постоянно заставляет человека примеривать моральные императивы к конкретной ситуации, принуждает его делать выбор либо в пользу морального творчества и свободы, либо в пользу формального требования этического кода.

Гуманистическая этика включает в себя черты этики добродетелей. Исследование добродетелей человека в этических системах различных историко-культурных временных отрезков, осуществленное В.А. Рыбиным, показало, что эмоционально-волевые добродетели оказались в незначительной степени предпочтительнее интеллектуальных. Среди них – эмоции и воля, которые в достижении целей играют несколько более весомую роль, чем разум.[34]Современные мыслители-гуманисты, отводя разуму достойное для него место, также полагают, что гуманизм – это «следование таким человеческим добродетелям, как достоинство, ответственность, порядочность, забота и сострадание».[35] Перечисленные добродетели также относятся к эмоционально-волевым. Соединённые с добрым разумом, они являются главными ценностными ориентирами и детерминантами аутентичного поведения человека.

В число наиважнейших гуманистических добродетелей следует также включить совесть. Понятие гуманистической совести мы встречаем в трудах Э. Фромма. В его работе «Психоанализ и этика» имеется глава, носящая соответствующее название. Среди суждений мыслителя о совести в гуманистическом понимании для нас особенно ценно следующее: «…Совесть – это наше собственное воз-действие на самих себя. Это голос нашего истинного, подлинного Я, обращённый к нам самим, к тому, чтобы жить продуктивно, развиваться всесторонне и гармонично, то есть к тому, чтобы стать в действительности тем, кем мы являемся лишь в возможности».[36] Как видим, совесть в гуманистическом смысле есть выражение человеческой позитивности, состоятельности и здоровья, психического и интеллектуального. Она согласует, гармонизирует мысль, слово и дело человека, сводит их в единое целое, что, безусловно, способствует его моральной и экзистенциальной прочности. Так достигается нравственная целостность, которой человек зачастую добивается с таким трудом. Здесь мы особенно ясно наблюдаем спаянность идеалов, ценностей и добродетелей гуманизма, их взаимную обусловленность друг другом, что свидетельствует в пользу целостности и органичности гуманистической концепции личности, а значит её жизнеспособности и реалистичности.

Гуманисты также признают этику совершенствования и поэтому включают в неё такие добродетели, как мужество, способность к творчеству, самостоятельному выбору, мышлению и поведению.[37] Они также делают акцент на человеческой свободе, считая, что она способствует индивидуальному росту и развитию, концентрирует внимание на необходимости ответственного отношения не только к своей жизни и судьбе, но и к человечеству в целом. П. Куртц считает, что секулярные гуманисты конца ХХ столетия обязаны придерживаться этого дополнительного морального принципа: «…гуманисты пытаются улучшить человеческое существование, но они хотят это сделать демократическими методами убеждения, терпимости, переговоров и компромиссов (вместо революционного насилия или гражданской войны)».[38] При этом он отмечает, что гуманизм не следует отождествлять с гуманитаризацией, поскольку он шире, чем просто забота о человеческом счастье.

Почему именно эти, а не другие добродетели современные гуманисты считают главными? Об этом подробно пишет П. Куртц в книге «Мужество стать».[39] Он исходит из убеждения в том, что мужество – это главная движущая сила развития человека, поскольку жизнь полна не только радостей, но и вызовов и преодолений. Мужество особенно необходимо человеку на пути добра. Для злого, своекорыстного деяния мужества, по сути, не нужно (тут оно было бы бессмысленно), тогда как добро делать трудно и ответственно. Мужество комплексно и предполагает внутреннюю свободу, решимость, волевую собранность, осознание собственных сил и потребность в культивировании своих творческих способностей. Мужество дарует человеку дерзость начинаний, настойчивое, порою даже одержимое стремление к поставленным перед собою целям, трезвое и спокойное отношение к неудобствам и лишениям на пути к ним. Мужество предполагает готовность ответить новым напряжением сил в ответ на неудачу и поражение. В сочетании с состраданием и человеколюбием мужество удерживает человека от презрения к слабым или еще не верящим в свои силы людям.

Мужество противостоять несчастьям, согласно П. Куртцу, является жизненно важным качеством для каждого человека потому, что оно является залогом успешного разрешения вопроса о смысле жизни, который открывается через те наши планы и устремления, что мы должны иметь мужество реализовать. Мужество и жестокость не имеют, по существу, ничего общего. Именно забота о человеке, понимание его сложности и глубины уберегают от грубого и циничного отношения к тем, кто по-другому мыслит, чувствует, живет. Критичность и разумность этического выбора ограждают человека от слепой и бесполезной траты сил. Весь этот морально-психологический и интеллектуальный комплекс образует своеобразную программу, основу проекта полнокровной и интересной жизни человека, для которого важно не только найти себя и свое дело в этом мире, но и иметь мужество довести свои мечты и желания до их реального воплощения. Опыт обретения добродетелей – это многотрудный опыт, которые не даётся даром, а сопряжён с усилиями, ошибками и разочарованиями. Но он обязательно приводит к переживанию жизни как захватывающего приключения и успеха в реализации уникального шанса родиться, стать и быть человеком.

Гуманистическую этику следует признать рационалистической, поскольку «гуманисты рекомендуют в своих моральных суждениях прибегать к разуму».[40] Принцип рациональности не следует понимать как отказ от сердечности, искренности, но он подчёркивает принципиальность и осмысленность действий субъекта моральной дилеммы. Современный гуманизм – это новейшая форма рационализма, интегрирующего достижения методологии научного познания, философии и психологии ХХ в. Гуманистическая этика считает одной из своих основных задач развитие в личности культуры критического мышления и здравомыслия, научного скептицизма, как и способности разумного подхода к этическим жизненным коллизиям. Гуманистическая этика добродетелей в принципе ориентирована на рациональное и посюстороннее существование, «без апелляции к абстрактным метафизическим сущностям, без иллюзорного удвоения мира, необходимого для придания нравственным мотивам статуса абсолютной значимости. Это является одним из проявлений реального гуманизма, так как снимает отчуждение, вызванное тем, что человеку навязываются внешние, непостижимые рациональным мышлением принципы поведения».[41]

Методологической основой гуманистической этики во все большей степени становится этическое исследование: вопрошание, размышление, разумное понимание практической ситуации, не являющейся однозначной в моральном отношении, но требующей разрешения, т.е. применение к вопросам морали и ценностным дилеммам различных общенаучных методов исследования. Отказ от слепого следования моральным абсолютам происходит в ходе осознания конкретности моральной ситуации конкретного человека (людей). Гуманизму, говоря словами Ф. Ницше, нужна свобода не от морали, а для морали. В этом современный гуманизм вновь обнаруживает в себе влияние прагматизма. «Мораль – это не каталог мер или свод правил, которым надо следовать так же, как инструкциям или кулинарным рецептам, – пишет Дж. Дьюи, раскрывая значение ситуативной и прагматистской этической логики. – Потребность в морали есть потребность в специфических методах исследования и приспособления к ситуации. Речь идет о методах исследования, позволяющих определить локализацию трудностей и зол; о методах приспособления, позволяющих строить планы, которые в качестве рабочих гипотез будут использованы для их разрешения».[42] И этим «разрешением» станет тот или иной выбор человека, будь это пассивное следование известным религиозным предписаниям или их творческое применение в процессе этического рассуждения, что, по мнению П. Куртца, «представляет собой более высокую ступень морального развития».[43]

П. Куртц в своих работах часто останавливается на процедурах этического исследования моральной дилеммы. В этом отношении он является последователем Дж. Дьюи, который описал алгоритм процедуры этического исследования и рационального прояснения конкретной проблемной ситуации, не имеющей очевидного решения: «Всё, что здесь требуется, – это избрать надлежащий способ действия, надлежащее благо… Надо детально обозреть, как построена ситуация; проанализировать её разнообразные факторы; прояснить, что именно является невразумительным; не доверять тому, что больше всего бросается в глаза и отвлекает внимание; рассмотреть последствия самых различных способов действия, которые только приходят в голову; считать достигнутое решение гипотетическим или пробным до тех пор, пока предвидимые или предполагаемые последствия, из-за которых оно было принято, не совпадут с последствиями актуальными. Такое исследование и есть разумное понимание».[44] Эту же проблему П. Куртц рассматривает в работе «Запретный плод», целиком посвящённой гуманистической этике. Он также говорит о необходимости использования альтернативных способов действий в ситуациях, когда у человека нет однозначного выбора. Но даже в таком случае решение проблемной ситуации предполагает возможность выбора: «Этическая дилемма должна иметь два или более возможных путей решения. Эти альтернативы могут возникать благодаря социальным или естественным обстоятельствам или являться результатом творческой изобретательности этического исследователя…».[45] При этом наш выбор влияет на существующее положение вещей, а значит, мы несем нравственную ответственность за него.

В основном навыки этического исследования прививаются в ходе анализа этических дилемм, содержание которых составляет исходный эмпирический базис моральных действий и отношений людей. Однако моральная дилемма – это специфическая жизненная ситуация, которая требует глубокого всестороннего осмысления как программа рефлективных, когнитивных и практических действий.

По мнению П. Куртца, моральные дилеммы обладают рядом специфических черт: «во-первых, моральная дилемма представляет собой некоторую проблему или вопрос, который должен быть решен. Она может быть чревата конфликтами между ценностями, нормами, правилами или принципами… Во-вторых, этическая дилемма вовлекает в себя и саму размышляющую личность (личности), испытывающую потребность совершить выбор или ряд актов выбора. Но это и значит, что мы можем выбирать, что мы обладаем некоторой степенью свободы делать именно так или иначе… Третьей чертой этической дилеммы является возможность рассмотрения альтернативных способов действия… Альтернативы, находящиеся в нашем распоряжении, не всегда даны в качестве объективной необходимости, но могут обогащаться или даже созидаться нашими собственными творческими способностями… В-четвертых, при грамотном и зрелом подходе к этической дилемме мы всегда в состоянии рефлексивно определить и оценить альтернативные способы действия. Это свидетельствует о наличии специфического рода когнитивного процесса этического вопрошания, размышления, исследования… Пятая составляющая этической дилеммы заключается в том, что наш выбор воздействует на действительность и, таким образом, имеет определенные последствия... Это значит, что выбор относится к праксису, то есть к практике или поведению… В-шестых, в той степени, в какой действие следует из выбора, который совершила личность сознательно (неважно, сопровождался ли он размышлением или нет), а также в зависимости от того, какие последствия в свою очередь вытекают из этого действия, индивид может нести ответственность за свои поступки».[46]

По словам П. Куртца, одной из важнейших целей гуманистической этики является воспитание детей, формирование в них благоговейного и трепетного отношения к жизни и вместе с тем развитие способности критического суждения. Совместное с детьми размышление над проблемными ситуациями – необходимый элемент и метод гуманистического воспитания. Он позволяет совершенствовать способность к рефлексии, здоровому критицизму, осознанию реальных проблем, правильному выстраиванию процесса принятия решения или выбора.

Знание и умение решать этические, экзистенциальные, правовые и экологические дилеммы имеет прямое отношение не только к повседневности, но и обретению, т.е. о-смыслению, со-зиданию и со-творению в себе и вместе с жизненным миром человека, смысла жизни и проектов его осуществления. Все это – существенные черты культуры внутреннего мира человека, открытого миру и способного жить и позитивно действовать в нём, принимать участие в его жизни.

Как уже было отмечено выше, главным и естественным союзником, инструментом решения различного рода дилемм и обретения смыслов гуманизм считает разум в широком смысле этого слова.[47] В практике просвещения гуманизм стимулирует развитие в человеке здравомыслия и реалистичности, то есть тех качеств, которые столь необходимы для того, чтобы научиться отличать истинное от ложного, хорошее от плохого, желательное от нежелательного, достойное от недостойного. Именно разум, как высший дар человека, должен участвовать в принятии решений и поведении личности.

И всё-таки, процесс морального обучения и этического роста не является исключительно интеллектуальным, в нем также участвуют и воспитываются чувства. Сплав разума, чувств и убеждений – это высший результат, который только и может быть достигнут в процессе развития личности. Смысл и значения принципа рационального прояснения моральной дилеммы трудно переоценить, но наиболее существенным в нём является своеобразный механизм защиты личности от самоотчуждения, формализма и ханжества.

Поскольку все этические системы имеют непосредственную связь с интересами и ценностями человека, то и аксиология гуманизма предопределяет решение основной нравственной проблемы – проблемы добра. Извечный философский вопрос о сущности блага и критериях его демаркации решается в гуманизме с позиций объективного релятивизма на основе принципа разумного плюрализма и персонализма. Основные критерии блага в гуманистическом понимании наиболее полно сформулированы А. В. Разиным в монографии «От моральных абсолютов к конкретной действительности», название которой уже отражает евпраксофическую установку.[48] Это, во-первых, «уважение любой формы жизни, сострадание так, как оно утверждается в концепции Альберта Швейцера». Гуманистическая этика предлагает методы помогающего формирования добродетелей и личностных качеств, основополагающих в мудром и жизнеутверждающем мировоззрении, неразрывно связанном с достойным, т.е. свободным, разумным, справедливым и ответственным поведением. Этика человечности включает и воспитание чувства любви и интереса к жизни, вкуса к инициативе, начинанию и творчеству, развитие отношения к своей и всякой иной жизни как к драгоценному дару.

Во-вторых, критерием блага становится «признание ценности индивидуального бытия и моральное оправдание стремления к достижению более высокого уровня развития индивидуальности. Этот критерий соотносится с признанием ценности разнообразия жизни…». В-третьих, это «самореализация в созидательной деятельности, утверждение индивидуальности на базе активности, ориентированной на общезначимые социальные ценности».[49] Эти фундаментальные критерии добра, равно как и базовые этические принципы, вырастают из самой жизни. Тем самым они могут приниматься как людьми верующими, так и неверующими, т.е. иметь, при всём многообразии людей и ситуаций, общечеловеческий ценностный статус.

Именно таким статусом обладает золотое правило морали, известное ещё в глубокой древности. Из современных философов, примыкающих к светскому гуманизму, наибольшее внимание золотому правилу поведения уделил Л. Е. Балашов. В одноименной статье, опубликованной в журнале «Здравый смысл» Л. Балашов рассматривает историю его возникновения и утверждения в философии и религии и приходит к выводу о том, что золотое правило – это не только установление связи-соответствия между жизнью-здоровьем человека и общества, но и формула свободы, поскольку «оно требует от человека только то, что он сам хочет по отношению к себе».[50] Значение золотого правила поведения столь велико для гуманистической практики, что оно было специально подчеркнуто в «Гуманистическом манифесте 2000». В этом документе содержатся строки, демонстрирующие внимательное отношение гуманистов к этическим прозрениям древности: «Гуманисты придерживаются принципа, согласно которому, “каждый заслуживает человечного отношения”. Гуманисты признают золотое правило – “не поступай с другими так, как не хотел бы, чтобы поступали с тобой…”. Они признают древнюю заповедь, приписывающую нам “принимать в свою среду чужих”, уважая их отличия от нас»,[51] полагая, однако, при этом, что человек должен свободно, без божественного принуждения следовать ему, иначе человеческое поведение не может быть признано нравственным и свободным по существу.

Для гуманистической этики справедливым является суждение о том, что там, где нет свободы, нет настоящей нравственности. Гуманистическая этика – это этика разумной человечности, поскольку она не видит необходимости «для себя во внешнем принуждении, хотя бы и божественном», «эмпатия, понимающее сочувствие, естественно развивающееся в человеке по мере его духовного роста, вполне мотивирует его поведение».[52] В современном гуманизме понятие «человечность» фактически высвобождается от теологических интерпретаций и возвращается к человеку в своем естественно человеческом виде. Возможно, как это ни парадоксально на первый взгляд, именно суждение Н.А. Бердяева об истоках морали в свободе, а не в Боге, стало подготовкой к началу этого процесса. Быть может, это связано с тем, что русская культура серебряного века, как заметил В.А. Бачинин, близка к барочной модели миропорядка, являющей «собой пример сочетания духа антроподицеи и теодицеи, человеческого и божественного, свободы и ответственности».[53]

Для гуманистической этики важно положение экзистенциально-персоналистической философии Н.А. Бердяева о том, что человек в своём нравственном развитии не предопределен ни природой, ни обществом, ни Богом, поскольку Бог предпочитает свободных, а не рабов. Н.А. Бердяев полагал, что человек не предзадан в своём моральном развитии, что жизнеспособность человека зависит лишь от совершённых им духовных усилий. Тема личных усилий человека была воспринята и успешно интерпретирована современными светскими мыслителями-гуманистами, задачей которых стало практическое преодоление «экзистенциального вакуума», кризиса самоидентичности и самоопределения личности или, говоря бердяевским языком, возвращение к подлинности существования.

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Кувакин В. А. Необходимость моральной реконструкции // Здравый смысл. 2001, № 3 (20), с. 48.
[2] Бессонов Б.Н. Гуманизм на рубеже III-его тысячелетия // Гуманизм на рубеже тысячелетий: идеи, судьба, перспектива, с. 21.
[3] Мунье Э. Что такое персонализм? с. 54.
[4] Казьмин А.К. Глобализация нравственности – эволюционный шаг к цивилизации. – IV Российский философский конгресс «Философия и будущее цивилизации». Т. 3, с. 268.
[5] Там же, с. 268.
[6] Лейбин В.М. Глобальная этика. – В кн.: Глобалистика: Энциклопедия, с. 232–233.
[7] Гуманистический Манифест 2000 // Современный гуманизм: Документы и исследования, с. 46
[8] Там же, с. 46.
[9] Там же, с. 48.
[10] Финогентов В.Н. Гуманизм как главный принцип современного мировоззрения // Гуманизм как теоретическая и практическая проблема ХХI века, с. 316.
[11] Там же, с. 316–317.
[12] Фейнберг Е.Л. Две культуры. Интуиция и логика в науке и искусстве. – Фрязино: «Век 2», 2004, с. 136.
[13] Декларация светского гуманизма // Современный гуманизм: Документы и исследования, с. 85.
[14] Краснухина Е.К. Религиозная мораль и секулярная нравственность // Религия и нравственность в секулярном мире. – СПб: Санкт-Петербургское философское общество, 2002, с. 46.
[15] Ламонт К. Иллюзия бессмертия. – М.: «Изд-во политической литературы», 1984, с. 269–270.
[16] Разин А. В. От моральных абсолютов к конкретной действительности. – М.: «Изд-во МГУ», 1996, с. 116.
[17] Kurtz P. Embracing the Power of Humanism. – Lanham, Boulder, N.Y., Oxford, 2000, р. 132.
[18] Ibid, р. 132.
[19] Ibid, р. 132.
[20] Ibid, р. 132.
[21]Ibid, р. 137.
[22]Ibid, р. 140–141.
[23] Релятивность моральных кодексов обусловлена объективным релятивизмом. П. Куртц поясняет: «Термин объективный релятивизм лучше всего обозначает их (моральных принципов – А.К.) онтологический статус: моральные и этические принципы выполняют некоторого рода трансактную функцию, “прилагаясь” к людям, взаимодействующим в естественной и социокультурной среде… Я употребляю термин релятивный в трёх смыслах. Во-первых, моральные и этические принципы имеют социальных и культурных референтов, а также глубоко укоренённые институциональные структуры. Во-вторых, они обладают значением и силой только потому, что основаны на внутренней предрасположенности, развитой и привитой конкретным личностям; соответственно они релятивны определенным индивидам. В третьих, эти принципы реляционны, то есть относятся к людям». (Куртц П. Запретный плод, с. 53.)
[24] Свободные гуманисты Нижней Саксонии // Современный гуманизм: Документы и исследования, с. 99–100.
[25] Куртц П. Утверждения: Жизнь, полная радости и творчества, с. 51.
[26] Кувакин В.А. Современный гуманизм // Высшее образование в России. 2002, № 4, с. 46.
[27] Круглов А.Г. Что такое гуманизм? // Современный гуманизм: Документы и исследования, с. 113.
[28] Разин А. В. От моральных абсолютов к конкретной действительности, с. 128.
[29] Дьюи Дж. Проблемы человека, с. 112. В настоящей работе мы не ставим перед собой задачи создать более или менее полную картину влияния идей Дж. Дьюи на этику и аксиологию гуманизма. Однако считаем необходимым отметить, что круг идей Дж. Дьюи гораздо шире прагматизма и неопрагматизма. Убежденность мыслителя в том, что философия должна повернуться лицом к людям и обществу, а также принципы плюрализма и антиуниверсализма являются гуманистическими по своему духу и не могут не быть взяты на вооружение гуманистической этикой и аксиологией. Дж. Дьюи проявил себя как яркий гуманист, подняв на страницах своих работ множество вопросов: об относительности моральных установок, о непосредственном опыте человека, включающем в том числе и такие экзистенциальные состояния, как безумие, ужас, болезни, ложь, труд, смерть и т.д. Внимание к экзистенциальной стороне жизни не было чуждо этому замечательно глубокому и многостороннему мыслителю.
[30] Там же, с. 114.
[31] Куртц П. Мужество стать, с. 16.
[32] Кувакин В.А. Статус гуманистического мировоззрения. – В кн.: Борзенко И. М., Кувакин В.А., Кудишина А. А. Основы современного гуманизма, с. 135.
[33] Бородавкин С.В. Гуманизм и гуманность как два языка культуры, с. 87–88.
[34] Рыбин В.А. Гуманизм: опыт философского осмысления // Высшее образование сегодня. 2004, № 10, с. 37.
[35] Кувакин В.А. Гуманизм как система ценностей для России // Возможность невозможного: Планетарный гуманизм для России и мира, с. 19.
[36] Фромм Э. Психоанализ и этика, с. 168.
[37] Гинзбург В. Л., Кувакин В. А. Международное гуманистическое движение и «Гуманистический манифест 2000» // Современный гуманизм: Документы и исследования, с. 19.
[38] Куртц П. Гуманизм в исторической перспективе // Вестн. Моск. ун-та. Сер.7, философия. 1992, № 2, с. 21.
[39] Там же, с. 31.
[40] Гуманистический манифест 2000 // Здравый смысл. 1999, № 1 (13), с. 18.
[41] Разин А. В. Этика: история и теория. – М.: «Академический проект», 2002, с. 486.
[42] Дьюи Дж. Реконструкция в философии. Проблемы человека, с. 109.
[43] Куртц П. Запретный плод, с. 44.
[44] Дьюи Дж. Реконструкция в философии. Проблемы человека, с. 106.
[45] Куртц П. Запретный плод, с. 42.
[46] Там же, с. 41–45.
[47] Едва ли не самое широкое, «виталистическое» и вместе с тем культурологическое определение разума в рамках современного светского гуманизма дает А. Круглов: «Разум в самом общем смысле – способность живого к объективности: от констатации неподатливости факта до самой истины, интерпретации факта… освоение пробующей-ошибающейся волей сферы возможного, установление объективности за пределами эмпирического, непосредственно данного. Способность плана и прогноза… способность формализовать (кодировать в языке) опыт, и так накапливать и передавать его, – способность культуры… степень проявленности жизни, одушевленности в живом существе, или, что тоже, степень его внутренней свободы в объективном мире, мера свободы воли…» (Круглов А.Г. Словарь. (Р–С), с. 19. И далее: « …разум обратная связь живого, воли к жизни, с противостоящей средой. Он объективен, ибо в том и состоит его задача… Живое эволюционирует к разуму, а разум по существу и состоит в непрерывной эволюции: отказываясь от застывших инстинктов, жизнь вынуждена заменить их постоянной учебой – обретением и накоплением объективного опыта. Когда опыт индивидов становится достоянием вида, мы имеем дело с сугубо человеческим феноменом, называемым… культурой» (Там же, с. 404–405.)
[48] Разин А. В. От моральных абсолютов к конкретной действительности, с. 128.
[49] Там же, с. 129.
[50] Балашов Л.Е. Золотое правило // Здравый смысл. 1997, № 1 (5), с. 64.
[51] Гуманистический манифест 2000: Призыв к новому планетарному гуманизму // Современный гуманизм: Документы и исследования, с. 17.
[52] Круглов А.Г. Бог и человечность // Здравый смысл. 2004, № 3 (32), с. 36.
[53] Бачинин В.А. Секуляризация европейского российского правосознания: религиозно-этические проблемы // Религия и нравственность в секулярном мире, с. 17.