Российское гуманистическое общество

5. Релятивность

Речь идет об особой, гуманистической релятивности (или релятивизме) как элементе гуманного мышления. Так же как и здравый смысл, релятивизм, хотя и по другим основаниям, обычно осуждается многими философами и моралистами. В советские времена не было более тяжелой этической и политической ошибки, чем признание допустимости нравственного релятивизма. Тогда считали, что нравственный релятивист — это моральный разложенец, нигилист, аморальная личность, нравственный урод и беспринципный человек.

Между тем, принцип релятивизма отнюдь не так страшен, как его истолковывают обычно представители авторитарных, догматических, строго нормативистских и тоталитарных мировоззрений. Признание гуманизмом личности в качестве центральной для нее реальности и абсолютной для нее ценности ставит вопрос об отношении человека к другим реальностям и другим ценностям. Признание несомненности наличия внешних реальностей: другой личности, общества, природы, небытия и неизвестности, — ставит вопрос о множественности взаимоотношений этих реальностей. Гуманизм допускает онтологическую и аксеологическую, т.е. ценностную абсолютность всех этих реальностей в отношении каждой из них к самой себе. И такое отношение, надо полагать, является естественным и наиболее вероятным. Если по отношению к себе человек хочет быть честным, искренним и реалистичным (я полагаю, что такое желание в нем бытует), то он фактически, здесь и теперь не может не считать себя по отношению к себе главной, единственно исходной реальностью и абсолютной ценностью. Только в этой области самоотношений нет никакого релятивизма, здесь имеет место монизм и абсолютизм. Я — это Я и ничто (никто) иное, Я тождественно Я, Я обладает в себе и для себя абсолютной ценностью, поскольку цель и смысл состоит в бытии, существовании этого Я как такового. Такова исходная точка, точка человеческого отсчета, вокруг и на основании которой строится любая из бесконечного многообразия система координат, установок, различных шкал ценностей, жизнеориентаций и жизнедеятельности человека. Это естественная норма, от которой каждый из нас отклоняется в большей или меньшей степени.

Я допускаю, что и другие реальности могут «вести» себя по такому же принципу, хотя это допущение слишком произвольно, объективно необоснованно, чтобы считать его научно достоверным. Все системы координат человеческого Я и суть области самоотношений, отношений и взаимоотношений, области свобод и связей между [125] человеком и другими внечеловеческими реальностями. Строго говоря, в соответствии с фактом множественности фундаментальных реальностей ни одно из наших утверждений или отрицаний относительно них не может иметь абсолютного, в смысле тотального, «всереальностного», истинного или ложного с точки зрения всех этих реальностей, характера.

Ни утверждения, ни отрицания в отношении того внешнего что не вмещается, не отождествляется и не интегрируется в наше внутреннее, не могут быть абсолютными. Они не могут быть таковыми именно потому, что некий центр, самое главное и основополагающее любой субстанциальной реальности лежит вне сферы общего как минимум двух субстанций, вне интегрированного в них. Это онтологически определяет принципиальный релятивизм — в смысле не абсолютности — нашего знания всего того, что составляет бесконечное многообразие и неисчерпаемость внешнего мира.

У нас нет очевидных и легитимных прав говорить за другого человека, общество, природу, неизвестность, небытие и Бога, если таковой существует. Только релятивистски и вероятностно допустимо, чтобы отдельная личность говорила за другую личность, общество, т.е. адекватно выражала бы его сущность, правду, ложь и т. д. Также и общество, природа или неизвестность не имеют возможности и прав говорить за человека, поскольку они суть не человеческое, а нечто иное. Разумеется, они могут говорить за человека (как это и делает человек за природу и все остальное), но если эти реальности «не осознают» релятивности своих актов, то тогда их суждения неосмотрительны, а то и абсурдны и небезопасны для всех сторон: и для той, которая говорит, и для той, о которой говорят.

Присущий человеку здравый смысл и многие другие человеческие качества, такие, например, как познавательные способности, потребность общения с другими или другим, обращенность не только внутрь, но и вовне исключают из гуманистического мышления дурные, неконструктивные формы релятивизма: солипсизм берклианского типа («существовать значит быть воспринимаемым») или реляционизм, сведение сути и существования вещей к их отношениям к другим вещам или к системе отношений чего-то иного («человек — это совокупность общественных отношений»).

Гуманизм признает справедливым релятивизм и в качестве методологического элемента мышления, поскольку учитывает и историчность, и ситуативность, и относительность как реальные черты наших знаний и практик. Этот методологический или познавательно-практический релятивизм является отражением реалистического или онтологического плюрализма, или, по выражению П. Куртца, [126] «объективного релятивизма», т.е. предстает как результат признания множественности субстанциональных реальностей. В плюрализме как онтологическом допущении имеется и собственно гуманистический, т0чнее гуманный смысл. Такое допущение признает абсолютную правомерность существования иного, его права быть, быть по-своему, в соответствии с самим собой, автономно, независимо и свободно как в себе, так и внешним образом, не нарушая при этом субстанциальности, свободы и прав других реальностей. Плюрализм как релятивность означает признание равноправных отношений, сдержанности и терпимости, готовности к диалогу, уважение самобытности иного, т.е. самостоятельности другого бытия.

Однако релятивность, относительность человека как его пред- стояние и связи с другой личностью, с обществом, природой, небытием и неизвестностью не исключают и актов сотворчества с реальностями также как и ,таких актов порождения, которые приводят к новым субстанциальным реальностям. Так по одному из физических сценариев (Трайон) «Вселенная могла спонтанно образоваться... из ничего, в результате (спонтанной) флуктуации вакуума» (Пригожий Л., Стенгерс И., Время, хаос, квант. М., Прогресс, 1994. С. 229). Однако процесс, точнее сам акт порождения нельзя абсолютизировать и онтологизировать. В противном случае это приведет нас к признанию абсолютного генетического релятивизма, т.е. к утверждению о том, что сотворенное и порожденное находится в отношении абсолютной, вечной, субстанциальной зависимости от порождающего и потому абсолютно несамостоятельно. Такой ход мыслей ведет к генетическому редукционизму, принцип которого: порождать (создавать) значит ставить в генетическую зависимость, сводить к порождаемому и в смысле объяснения и истолкования, и в экзистенциальном смысле. «...Я тебя породил, я тебя и убью», — говорит гоголевский Тарас. «Из земли вышел, в землю уйдешь», — говорит нам естественнонаучное, натуралистическое сознание. «Бог дал, Бог взял», — говорит верующий. Такой тип редуцирующего релятивизма также трудно признать гуманистическим. По моему мнению, современному гуманистическому мышлению более соответствует релятивизм, согласующийся с принципом открытости, пробабилизма, свободы, плюрализма и, как сказал бы Шестов, разрыва, гарtum'a.