Российское гуманистическое общество

www.humanism.ru

1.1. Понятие неизвестности

Первая часть метафизических размышлений

О КАТЕГОРИИ «НЕИЗВЕСТНОСТЬ»

С.Л. Франк писал: «Наша господствующая установка такова, что мир нам известен и что известное, знакомое, привычное нам есть весь мир… Практика жизни, какая-то потребность экономии духовных сил и чувства прочности и обеспеченности вынуждает нас закрывать глаза на окружающую нас со всех сторон темную бездну неизвестного, требует от нас этого самоограничения и потому – ограниченности; бесспорно одно: эта ограниченность действительно нам присуща, и потому, если мы уже ее преодолели, необходимо если “не ломиться в открытую дверь”, то все же толкать наше сознание в эту открытую дверь, заставить его увидать, что дверь действительно открыта, что наша “комната” или наш “дом” – “мирок”, в котором мы живем, – есть только часть бесконечного неизвестного нам мира»[1]. Слова эти, полные смысла и чреватые значительными выводами, говорят прежде всего о невероятных возможностях неизвестности, о просторах, которые открываются в этой сфере.

Мы живем на вершине айсберга, со всех сторон окруженного глубинами океана неизвестного, неизвестности. Нам доступно обозреть этот океан, хотя особым, непостижимым, как кажется, невыразимым в знании образом. И, кажется, нам никогда не приблизиться к горизонту, за которым эта неизвестность «неизвествует» сама с собой «чистым» и ничем не замутненным образом. Обжитый нами, охватываемый мыслью и чувствами мир неизвестности – не более чем кусочек льдинки, на котором теплится жизнь. Каким-то неизвестным способом он составляет единство с океаном неизвестности и погружен в него. Однако хотя бы безотчетная привычка каждый день ощущать и при-знавать (причислять к нашему бытию, «знать» его как нашего неизвестного нам соседа) море неизвестного не вызывает в нас ни бурного восторга и трепета при виде набегающих волн, ни ужаса перед его непонятно какими глубинами. Эта безотчетность – одновременно и обыденность, пошлость-плоскость, как бы сказал Д. Мережковский, и инстинктивно бесстрашное хождение по краю бездны с закрытыми глазами. Этот лунатизм спасителен именно ввиду его безотчетности. Попросту говоря, мы вмещаем неизвестность, мы живем в ней, а она – в нас. И это так повседневно, всегда и везде. Неизвестность в нас и мы в неизвестности неизвестно каким образом.

Но что если открыть глаза?..

Нашей работой частично подтверждается и частично опровергается мнение А. Маслоу, что ученый, чистейший представитель науки девятнадцатого века, выглядит с точки зрения искушенного человека как лепечущий младенец, и он так дерзок и самоуверен только потому, что он не знает о том, как мало он знает, как ограничены научные знания в сравнении с областью неизвестного.

Пытаясь «открыть глаза», мы надеемся, что сможем внести определенный вклад в прояснение ситуации, в том числе и выступая в качестве «делегатов» тех мыслителей, которые касались данного вопроса. А таких немало. Достаточно только упомянуть здесь Н. Кузанского. Э. Роттердамского, И. Канта, С. Булгакова, Л. Шестова, С. Франка…

Вместе с тем во многих случаях возникала потребность выходить за пределы историко-философских экскурсов. Некоторые из приведенных положений основаны на личном, т.е. субъективном опыте переживания и осмысления неизвестности, а не на опытах научных, т.е. объективных, экспериментально воспроизводимых и подтверждаемых. Но не исключено, что и наши опыты могут быть доказаны или опровергнуты на путях научного познания.

1.1. Понятие неизвестности

Традиционно в русском языке отрицание выражает частица не. Так слова не-известное, не-постижимое, не-понятное, не-определенное, не-вероятное и т.д. кажутся в чем-то близкими. Как отмечает С. Франк: «…отрицание не есть просто отклонение ложных мнений, а есть ориентирование в самих соотношениях реальности, всякое отрицание есть одновременно утверждение реального отрицательного отношенияи тем самым – самого отрицаемого содержания. Улавливая истинный смысл отрицания и тем возвышаясь над ним, мы утверждаем реальность и в форме негативности. Мы возвышаемся до универсального “да”, до полного, всеобъемлющего приятия бытия, которое объемлет и отрицательное отношение, и само отрицаемое в качестве, таксказать, правомерной и неустранимой реальности»[2].

Да не смутит нас частица не в слове «неизвестность».

Неизвестность – это иная реальность, точнее действительность, не являющаяся ни иллюзией, ни плодом буйного воображения. Как же определить неизвестность? И «существует» ли она вообще?

Наверняка многие из тех, кто знаком с историей философии, могут сказать, что систематического разъяснения слова «неизвестность» не дано в работе ни одного из сколько-нибудь известных философов. Нет и его канонического определения. Скажем, у Франка мы встречаем понятия неизвестного, непостижимого, непостижимой тайны, трансрационального, чуждого и непонятного, чудесного.

В целом позиция Франка в отношении неизвестности, которую он предпочитает называть непостижимым, определяется его религиозным онтологизмом и абсолютизмом. Кроме того, в силу «диалектических соблазнов» он проявляет склонность к отождествлению ее то с действительностью, то с реальностью, то в с самим в себе открывающимся бытием. Но, в конечном счете, все восходит к единому Богу и сливается с ним в его Абсолютной Божественности. Так что Франк преимущественно онтологичен и теоцентричен. Абсолютно непостижимое, т.е. Святыня или Божество, – высшая инстанция и обитель для непостижимого как действительности, безусловного бытия и реальности.

Со своей стороны Шестов описывает неизвестность как «загадочное», возможные контакты с нею связаны с «апофеозом беспочвенности». Вместе с тем он призывает «научить человека жить в неизвестности». Ему, как никому другому, не хотелось смешивать ее ни с чем иным, особенно со знанием или вечными истинами разума. Ему хотелось прикоснуться к ней как таковой неизвестно каким образом. Шестов – настоящий следопыт неизвестности, сталкер, говорящей о ней нечто такое, что не всегда удается понять. Приходится догадываться или «прислушиваться», вглядываться в состояния этого загадочного мыслителя, когда он охотится за неизвестностью, когда он приближается к ней, предчувствует ее и затаенно наблюдает за ней. На его словах о неизвестности лежат ее следы, от них веет неизвестностью.

* * *

Ее в разное время называли «непостижимой и неприступной», «непознаваемой» и «неясной», «тайной» и «чудесной». Кажется, что все говорившие о ней люди пытались описать и рассказать об одном и том же, но не могли найти достаточно точного и полного определения, которое вмещало бы в себя если не все, то хотя бы главное из того, что чувствовали и знали о неизвестности каждый из них в отдельности и все они вместе.

Еще А.А. Фет писал:

Как беден наш язык! – Хочу и не могу. –
Не передать того ни другу, ни врагу.

Возможно, некоторые из них считали понятие «неизвестность» слишком бедным, а другие слишком широким. Но очевидно и то, что оно действовало и действует, вызывая необозримое море чувств, эмоций. И, как кажется, большинство мыслителей не могло изгнать из себя того исходного чувства страха и отталкивания, которое вызывала в них подступающая к ним неизвестность. Побеждало вытеснение в форме редукционизма, сведения ее к непознанному, к бытию или к Богу.

И все же почему же так мало аналитики неизвестности, попыток последовательно, всесторонне и систематически осмыслить этот фундаментальный феномен? Не исключено, что перед ее исследователями в свете позитивности и прагматизма вопрос не стоял, т.е. он не стоял перед ними с такой остротой, чтобы они специально занялись поиском технологического и продуктивного ответа на него. Не исключено, что современный уровень наших знаний, как и наших действий в обществе и природе достигли такого уровня, который превзошел пороговый, и перед нами впервые забрезжили первые лучи этого «солнца», ранее только предчувствуемого, смутно угадываемого в предрассветной полутьме.

Одна из возможных причин зарождения нередукционистского и делового подхода к неизвестности – достаточно высокий темп жизни урбанизированного индивида и истории человечества в целом. Бурная динамика знания, связи, коммуникаций и т.п. все теснее приближают человека к неизвестности, а ее – к нам.

Одним за значительных примеров вхождения неизвестности в жизнь человечества является вот уже полувековое существование человечества в ядерную эпоху, точнее в эпоху реальной возможности тотального (ядерного, бактериологического, химического и «экологического») самоуничтожения. Но следствия неизвестности могут быть самыми разными, ведь, абстрактно говоря, из неизвестности следует все что угодно. Конкретно из этой мрачной неизвестности, связанной с возникновением так называемого «общества риска», общества еще одно Возможности, неизбежно увеличивающей фактор неизвестности в жизни людей, возник феномен стабильности, определенности в виде известного фактора сдерживания. Не будь его войны, как и всегда в прошлом продолжались бы, продолжался бы кровавый раздел и передел мира. Учитывая усиление разрушительной мощи «обычных» вооружение, легко представить себе масштабы возможных человеческих потерь за этот промежуток времени.

Мы все ближе и ближе друг к другу, все теснее наши взаимодействия, все более сложной и вероятностной, рискованной и раскованной становится жизнь человека в мире. Мир как окружающая нас природа в ряде случаев уже не выдерживает «давления» на него человека, отвечая предсказуемыми и непредсказуемыми реакциями. Неизвестность все плотнее подступает к ним. Мы входим во все более тесный контакт с неизвестностью.

Круг, стихия неизвестности, невольно увеличиваемая расширяющимся плацдармом известного, оказалась слишком очевидной. Ее «рост» уже невозможно было игнорировать, хотя в этом игнорировании была заключена врожденная нам способность выживать в ней, когда мы были слишком беспомощными перед нею. В самом этом слове в виде существительного – «невежество»[3] – звучащего как незнание, заключена разгадка прошлых эпох нашей инфантильности в отношении неизвестности. Пребывая в невежестве, мы пребывали в неизвестности как в материнском лоне, ни о чем не ведая, беззаботно и безопасно. Но наступает пора пробуждения – опасный, прекрасный и дерзновенный момент ответственного самоопределения перед лицом неизвестности, момент разрыва с ней, отделения от нее во имя новых, уже равноправных отношений с нею, неизвестностью, которая перестает носить нас в своем чреве, защищавшем нас от нее самой, неизвестности, и от многого другого в этом мире.

Под понятием «неизвестность» мы будем понимать действительность неизвестного и его отражение как такового в нашем сознании, чувствах и эмоциях. Поиск адекватного слова для обозначения ее статуса оказался весьма непростым. В своем письме В.П. Ковалевой от 24 февраля 2004 г. я отмечал: «Слово “реальность”, которое я употреблял ранее в своих работах, а до меня это делал Л. Шестов, скорее всего, не вполне корректно, поскольку изначально оно связано с латинским res (вещь), т.е. фактически с конкретным проявлением бытия, хотя, как будет показано ниже, неизвестность вездесуща, точнее проникает все и вся, в том числе и бытие. Предлагаю, поэтому, употреблять более осторожный термин “действительность”, удобный именно тем, что он ясно указывает на нечто несомненное – на действие неизвестности как на человека, так, судя по всему, и на все остальное, хотя и оставляет открытым вопрос о своем статусе, “сущности” или “природе” как таковых.

Так как в этой работе речь идет прежде всего о неизвестности, то еще раз подчеркнем, что неизвестность понимается как действительность или реальность (в смысле действительности). В субстанциальном и исходном аналитическом смысле неизвестность – это действительность неизвестного как такового.

В книге набросков и эссе «Личная метафизика надежды и удивления» было сказано: «Наряду с бытием и ничто, неизвестность – это третья реальность, некая третья первооснóвная сфера, с которой человек имеет или не имеет дела, но которая так или иначе вмещается человеком как живущей реальностью. Реальность человека и реальность неизвестного сопричастны друг другу, хотя и мерцающим, так сказать, прерывным, но тотальным и неустранимым образом. Неизвестно, имеет ли бытие объективное, т.е. абсолютно внечеловеческое существование; неизвестно также и то, существует ли (ничтожествует) или не существует ничто независимо или «объективно» по отношению к человеку. Но что касается неизвестности, то она, скорее всего, связана с человеком фундаментально лишь постольку, поскольку человек фундаментальным образом приобщен, связан, окружен, погружен и вовлечен в неизвестность неизвестным, т.е. адекватным ей образом. В этом и только в этом смысле можно говорить о неизвестности как реальности человеческого существования. Вместе с тем это не запрещает задать бессмысленный вопрос о неизвестности как “объективной” реальности, т.е. реальности до- и внечеловеческой или даже сверхчеловечной, первичной по отношению к людям.

Поскольку неизвестность так или иначе пронизывает или присутствует во всем, то она присутствует и в слове, в суждении… В отличие от расхожего мнения неизвестность не порождает и не выделяет из себя известное, смысл, логос и т.п. – благодаря познавательному усилию человека, – но, напротив, накладывает более или менее заметный отпечаток неизвестности на известное…

Неизвестность бесконечно многолика; она и “онтологична”, т.е. предстает как нечто независимое и в этом смысле “объективно” существующее вне и внутри нас, и “гносеологична”, поскольку входит в познание, дана ему как непознаваемое и иррациональное. Другими словами, неизвестность относится и “сквозит” и в бытии, и в его познании. Однако в любом случае она связана с человеческим существованием, хотя и неизвестно каким образом.

Неизвестность – это реальность человеческого существования»[4].

При более радикальном подходе можно было бы развести понятия «неизвестность» и «непознанное» и сказать, что на непознанном, с которым мы склонны связывать неизвестность, лежит не более чем ее тень, т.е. что отождествлять неизвестность и непознанное – значит отождествлять предмет и его отражение на чем-то. Другим возможным способом развести «знаниевый» и «онтологический» аспекты этого феномена было бы употребление термина «безвестность» по отношению к неизвестности как таковой, т.е. безотносительно к ее опознанию.

Поскольку исходные предположения и суждения о неизвестности в трудах отечественных и зарубежных философов имеют не эмпирический, а метафизический характер (исключение в данном случае составляет лишь прагматизм[5]), то важно уточнить специфику и статус этого рода предположений и суждений.

Этимологически и исторически (традиционно) мета – это что-то находящееся «сверх», «над», «после» чего-то, и таким образом означает нечто «выходящее за рамки» либо существующее, прежде всего, «сверх физической реальности». Но фактически слово «метафизика» стали относить к тем «последним» основаниям бытия или мира, которые заключают в себе как основания, так и сущность бытия или мира, являясь своего рода сущностью или условием бытия или небытия всего конкретного и единичного. Если речь не идет о построении метатеории (теории, предметом которой является теория со своим собственным предметом), то слово «мета» относится к реальности метафизической как указание на ее первооснóвность, фундаментальность в смысле последнего основания. Строго говоря, это может быть не только физическая, в смысле бытийственности, реальность, но, например, и интеллектуальная, теоретическая, биологическая, и социальная реальность. Они ведь либо не физичны, либо более чем физичны.

Вместе с тем под метафизической понимается и особая сверхчувственная реальность, пребывающая за пределами научного опыта, эксперимента, наблюдения. Причем как прямого, так и косвенного. Однако научному эксперименту, наблюдению, опыту человека доступна пока еще крайне малая доля действительного мира. Все «остальное» находится в области запредельной. Но размышления об этом могут быть метафизическими, в них предположения, воображение и фантазия заведомо не ограничены.

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Франк С. Непостижимое. С. 203-204.
[2] С.Л. Франк. Непостижимое. С. 300.
[3] Этимология этого слова не менее удивительна, чем слово «неизвестность». Изначально, невежество, по Далю, сродни словам «неведение», «неведомое», «незнаемое», «неизвестное», «невегласие». Пребывать в неведении – это не только не знать, быть глупым и несведущим, но и «быть» в неизвестности, пребывать в ней. «Неизвестность томит», – говорится в словаре В. Даля.
[4] Кувакин В.А. Личная метафизика… С. 164-165.
[5] Прагматизм отличается пристальным вниманием к реальности неопределенности, отличающейся от гносеологически трактуемой неизвестности тем, что первая относится к опыту как реальной ситуации, в которой слиты познание, познающий и познаваемое. Для прагматизма неизвестность как неопределенность в высшей степени эвристична, а не абстракто-метафизична. Она является источником новизны как в знании, так и в действии, т.е. неопределенность (неизвестность) – это прежде всего новый опыт и в этом ее исключительная ценность.